ПИТЕР ПЭН И ВРЕМЯ

                                                               Татьяне Набатниковой

 

— "Забудь, забудь про отца и мать,

Уйди на остров, где лес высок,

Где Смерть не может тебя поймать

И Жизнь развеется, как песок.

Придумай себе друзей и врагов –

Многие станут играть в тебя.

Там вечером день – умерший щегол –

Застынет в руках, и Солнце, скорбя,

Оденет его в малиновый цвет,

А утром он запоёт с тобой.

Но помни: там, где Времени нет,

Нельзя надеяться на Любовь."

– "Согласен!" – "Постой, не спеши: в аду

Тоже согласье, тоже житьё.

Ведь я никогда уже не приду,

Чтобы разбить бессмертье твоё!

Ты с Временем вздумал шутить, малыш?

За это придётся держать ответ.

Так слушай: на месте, где ты стоишь,

Ты будешь стоять до скончанья лет,

Если хоть раз меня позовёшь.

Играя в бронзовую свирель,

Ты будешь слышать ветер и дождь,

И даже свою печальную трель.

Дети будут играть внизу,

Но ты не сможешь им сделать знак.

Не сможешь запеть. Уронить слезу.

И так навечно..." – "Да будет так!"

Парк шелохнулся. Кто-то большой

Вечер закрыл за собой, как дверь.

Мальчик подумал, затем пошёл

В воздух и город своих потерь

Сверху увидел. Увидел тьму,

И океан, и земную твердь,

Не замечая, что вслед ему

Смотрит задумчиво с башни Смерть,

Забыв часовые стрелки вертеть,

Прощаясь с одним из небесных тел...

 

А мальчик летел и не знал, запеть

Или заплакать. И засвистел.

            25.07.2000 г.

 

                           МОСКВЕ

Я - твой приёмный сын. Сколько чужих детей

Видела ты, приняла и навек укрыла...

Что ж, прими и меня. Правда, я не Антей

И не покойник. Мне не нужна могила.

Или нужна - но такая, что ты не дашь.

Дай только жить очертаньями самых летних,

Самых глухих закоулков твоих! Мираж

Их тишины - стоит и строк последних,

Стоит и башен, похожих на карандаш.

Грустны мне древние стены, колокола...

Слишком всё это в крови. Никого не хуже,

Ты отнимала менее, чем дала.

Твой Апокалипсис прост, будто сельский ужин.

Горе слепой любви! Мне не нужна Москва

Бойни бескрайней, свастики, динамита.

Кто разберёт, права ты иль не права,

Если течёт баррелями кровь убитых?

Сам сатана, разглядывая тебя

С крыши твоей великой библиотеки,

Знал, что бессилен, и, коней торопя,

Вместе со свитой своей улетел навеки.

Я - человек. Добровольно я не уйду,

Пусть я по крови потомок Ершалаима.

В чём-то я даже - может быть, на беду,

Может, на счастье себе - порожденье Рима.

Сто легионов, созданных из песка

Или небесных звёзд над морской пустыней,

Может поднять и бросить моя рука

В помощь тебе. Прошу тебя, не отринь их!

Видела ты и сильней. Но мои слова -

Честные воины, и не ударят в спину.

Я не услышу, как зазвенит Москва

Колоколом любви, да и слёз повинных

Знаю, рука преступная не утрёт.

Если пресытится мною Господь - я уйду не сирым.

Знаю, чего пожелать. Там, у Красных ворот,

Встал мой учитель над равнодушным миром.

Мне всё равно, превзошёл бы он Пушкина, или нет.

Как понимал он тебя! Как был мало тобою понят!

Люди спешат по кольцу - только где их след?

Если бы мне там лежать... Но там не хоронят.

 

                                                                                    09.09.2000 г. Москва.

-------------------------

ВТОРАЯ  ИНТЕРЛЮДИЯ  ИЗ  ПОЭМЫ  «МАЙКЛ»

 

Отрывок, который я публикую ниже, не вошёл в окончательный текст поэмы, во-первых, отличаясь по стилю, и, во-вторых, сводя всё её звучание к авторским личным чувствам. Он стал самостоятельным отдельным стихотворением, которое, пожалуй, можно было бы представить на суд английских поэтов-метафизиков XVII столетия, но не современного читателя всей поэмы. И я решил попросту приложить эту интерлюдию к основному тексту – для тех, кому последний, надеюсь, нравится.

 

Майкл! Ненаглядный мой! Моя весна,

Цветок, что распускается в ладони,

Когда, с куста сорвав его, Адам

Несёт свой дар к ногам смущённой Евы –

И никогда не видел смертный взор

Подобной красоты в саду Эдема...

«То Майкл!» – щебечет стая пёстрых птиц,

Порхая меж диковинных деревьев.

«То Майкл...» – шепчет каменный фонтан,

Кропя слезою треснувшую чашу

(Заброшенным быть можно и в раю).

«То Майкл,  – тихо ангел говорит

Тем существам, что только слышать могут,

Выглядывая робко из кустов. –

Когда-нибудь он вновь родится в мире

И к вам придёт – счастливый, как и я».

«То Майкл?» – осведомляется павлин,

Себя учетверяя многоцветным

Шатром хвоста, немало удивлён,

Что небольшой цветок его прекрасней.

«Майкл! Майкл! Майкл! Майкл!» – кричат истошно чайки,

Которых со скалы согнал отлив.

«Где Майкл? Кто Майкл?» – пыхтит гиппопотам,

Пытаясь углядеть разгадку в тине,

И, утомившись, прячется на дне.

«О, Майкл! Дайте мне, и я ужалю!» –

Мечтает кобра, корчась на песке,

И умирает от избытка яда.

И, дав им всем напеться, надивиться,

Исторгнуться, вспорхнуть и умереть, –

Идёт Создатель. Он не скоро скажет,

Когда на белый свет заглянет Майкл,

И долго ль прогостит, и кем он будет,

Теряя столько белых лепестков...

Но постепенно Он вернёт их Майклу:

Сначала коже. После – волосам,

А там сугробу, что не тает летом

И часто притворяется зимой.

 

Ноябрь 2016

    НАВАЖДЕНИЕ

 

Я часто сержусь на людей, но я их люблю.

Они меня тоже – издали и во сне.

Рядом слова горят в темноте. Опалю

Волосы и ресницы на их огне.

Стоит прищуриться – вспыхнет вон тот забор.

Галки поднимутся тучами в небеса.

Видишь – не хуже любви зажигает взор

Травы, ручьи и лиственные леса!

Кто отшатнется с упреком, а кто поймет,

И ни один не захочет сгореть, как лист.

Краткая память пчелы, собиравшей мед –

Капли тяжелой белеющий обелиск.

Видишь – в глазах проясняется, но едва

В них проясняется, видишь – глаза не те!

Это слова, бессмысленные слова

Красными искрами прыгают в темноте…

 

08.06.1999 г.

                                                    С Е С Т Р Е

 

                                    Я — поэт пепелища.

                                                                      Кто бы сегодня мог

                                    Видеть себя иначе — как свет в тумане?

                                    Испания, сон Европы, резной порог

                                    Рыжих песков, бесчисленных мавританий,

                                    Разве что ты поняла бы северный край,

                                    Чуть не ставший великим.

                                                                                   Наш облик прежний

                                    Так же оплачут реки,

                                                                             где невзначай

                                    Светлые капли   делаются безбрежней.

                                    Та же Альгамбра плавного языка,

                                     Гаснущего светильника меж камнями…

                                    

                                     Я — поэт пепелища,

                                                                          тлеющего пока

                                     Тусклыми,

                                                         но всевидящими огнями.

                                     Тот же плеск океана.

                                                                            Те же струны звенят.

                                     Те же часы на башне.

                                                                             Так же блажен Василий.

                                      Громко скрипит Америка

                                                                                      и создаёт сквозняк,

                                      Требуя, чтоб её закрыли.

                                      Ты её открывала — так недавно,

                                                                                                  с утра.

                                       Стала ли ты умнее, радостнее, богаче?

                                       Что нам делать, сеньора,

                                                                                     оливковая сестра?..

                                     

                                       

                                        Ничего не ответила.

                                        Только мадонна плачет.              01. 05. 2001 г. 

                                   

 

________________

 

До моего рождения кем я был?

                        Облаком, что узнало себя в прибое?

                        Рассветом, который так и не наступил,

                        Ибо не верит красному голубое?

                        Может быть, я был мантией аббата,

                        Бредущего под сводами галереи.

                        Он был ещё стар – вот и шёл куда-то,

                        А если б умер, дошел до небес быстрее.

                        А если б умерло небо, не ожидая

                        Ни облака, ни мантии, ни рассвета –

                        Я просто взлетел бы. Это была бы стая:

                        Много вопросов,

      ни одного ответа.

                        Светлой воды не спрашивай тёмной ночью,

Что она значит, и стоило ли родиться.

Раз ты не умер, то видишь себя воочью –

Ещё не стая,

Уже не птица.

До моего рожденья загадка жизни

Вовсе была ли? Иль сам я принёс с собою

То, что шепнёт раскаянье укоризне,

То, что расскажет море только прибою?

 

                                               17.02.2016

 

ЛЕСТНИЦА

На мой чердак прилетают ангелы. Голубям

Нет ни воды, ни зерна: всё съели до них.

Можно просить об услугах. Своим Скорбям

Я, как немилой невесте хитрый жених,

Дверь открываю в сумерках. Луч луны

Редко ложится на ряд задумчивых лиц.

Вот Одиночество – тихой моей страны

Первая, безраздельная из цариц.

С краю, на лавке – Память, её слуга,

Держит Любовь, уснувшую на плече.

Мелкие Скорби готовы уйти в бега,

Лишь бы не шаркать ногами в лунном луче.

Я благодарен колодезной синеве

В щелях под крышей и скрипу старых перил.

Ну же, наверх! Перешагивай через две,

И в темноту, туда, где ангел парил.

Я попрошу – и останусь в доме один.

Дверь отворю лишь Радости, только днем.

Но с чердака – чуть слышное: "Погоди...

Ты попроси об этом, когда уснём."

10.06.2000 г.

                                           ________________

 

Я начал, как вы, — от Адама,

                                   И кончу, закатом любим.

                                   И Лермонтов, выйдя из рамы,

                                   Склонится над трупом моим.

                                    Ему всё равно: знамениты,

                                    Безвестны ли вирши твои...

                                   Мы были нечестно разбиты,

                                   Но честно служили любви.

                                   Пожалуй, не грамотой стоит

                                   Судить наш изменчивый век.

                                   Он верно и грамотно строит,

                                   Сегодняшний древний ацтек.

                                   И кто-то его пирамиду

                                   Посмеет, как мы, презирать,

                                   Поднимется ввысь — не для виду,

                                   А молча один умирать.

                                   Внизу — не искать виноватых,

                                   И в небе — творить волшебство...

                                   И облако тенью заката

                                   Склонится над трупом его.

 

08.06.-09.06.2013

 

                                                                                              

        ПЕСНЯ ДЕРВИША

                       

                        Дюнами праха

                        Ты бродишь, как я, одинок.

                        В сумерки поздно,

                        Верблюд мой, идти...

                        Милость аллаха

                        И тонкий, летучий песок,            2 р.

Вы – словно звёзды

На нашем пути.                 

 

                     К Мёртвому морю

                        Добраться бы вместе с тобой,

                        К Мёртвому морю,

                        К живым родникам.

                        Демоны ночи

Летают вокруг саранчой.                  2 р.

Демоном станешь,

Поддавшись, и сам.

 

                     Ветви сухие,

                        И чадный огонь, и луна...

                        Вот убежали

                        Во тьму пауки.

                        Белой стихии

                        Опять не до тёмного сна:              2 р.

                        Слышит, как жарю

                        Сырые куски.

 

 

                     Что мне до страха –

                        Я режу конины кусок.

                        Будет ли грозным

                        Холодный рассвет?

                        Милость аллаха

                        И тонкий, летучий песок,            2 р.

                        Вы словно звёзды,

                        А демонов нет.

 

                     Дальний и славный

                        Поход по пустыне открыт,

                        Дюнами праха,

                        К солёной воде.

                        Дочь Мертвеца мне

Алмазным ковшом озарит           3 р.

Милость аллаха,

Защиту в беде!

 

                                                    07.04.12

 

 

МУЗЫКА ЕЛЕНЫ

         Скайп-стих

важное

Я не видел тебя — только голос упал,

Словно луч побережья на родину скал,

На забывчивых чаек и пену воды,

Оставляющих в памяти моря следы.

 

Эту музыку помнят мои паруса,

Это время напоит свои полчаса

Золотистою кровью песочных часов —

И задвинется Вечности ржавый засов.

 

Проводи же глазами улыбку мою,

Знай не то, что я знаю, а то, что спою,

Чтобы бурю волос и затишье ресниц

Злое солнце не смело отбрасывать с лиц.

 

Я не видел тебя. Только сердце зашло

За черту горизонта — морское стекло,

За забывчивых чаек и пену воды,

Оставляющих в памяти моря следы...

 

11.12.12

 

 

 

ЛЕТОПИСЬ

 

Через тысячу тысяч лет

Стеной придёт вода.

Через тысячу тысяч лет

Зажгутся города.

Станет всяк безумной звездой,

Звездой с горящей спиной,

Но от рокота синих вод

Погаснут все до одной.

Через тысячу тысяч лет

Распустится миндаль.

Через тысячу тысяч лет

Погибших станет жаль.

Унесёт Евфрат по весне

Семь радостей, девять бед…

Только вспомнят ли обо мне

Через тысячу тысяч лет?

 

                                                                                      18.01.90 г.

 

                                                                      

                                                       

 

                                                ________________

 

По затопленной церкви ладья моя тихо плывёт.

Сквозь небесные цепи свой свет разливает восход.

Словно рыбы, святые глядят на меня из воды.

Их венцы – золотые, их очи темнее слюды.

Их потухшие краски зовут далеко-далеко.

Милосердны их сказки, да в сказке и сгинуть легко.

И весло погружая в зелёную толщу времён,

Я пишу на скрижалях, что здесь ни в кого не влюблён.

Если б ведали эти небесной воды господа,

Что народ их на свете натерпится злого стыда,

То, наверно бы, мне рассказали святые уста,

Как дерётся на дне стая крабов над телом Христа.

 

                                                                                                            06.01.90 г.

 

ДВОЙНИК

 

Думая, что я сплю, вышел из-за угла

Длинного, словно прощанье, шкафа.

Если бы в замке – был бы я сыном графа,

Ты – молодым скелетом, взявшимся за дела,

В коих не очень смыслишь. Я, упадая ниц,

Стал бы молить о спасеньи души и взора...

Музыка Гольбейна. Светлые пятна лиц

Над полутёмным шествием разговора,

Льющегося в квартиру, выглядящего мной.

Так и стоим, отраженье и зеркало, вспоминая

Правила этикета: всё-таки свой, родной...

Ты – полуостров ночи, я – суета земная.

 

21.01.2000 г.

 

      

 

  На соседней крыше сидит чудовище. Толстый хвост
  Вяло свешен над городом. Вылитый павиан.

  Покажись институтке, отправь ее на погост

           И исчезни, как облако, в мареве дальних стран...

           Нет, не хочет. Его гримасы скорбят о том,

           Что никем не любимы провалы глаз и клыки.

           Я беру карандаш и альбом. Неплохой притон,

           Создающий рисунок косым движеньем руки,

           Приводящий меня к тебе, словно принца в дверь

           Неизбежного замка, где — хочешь не хочешь — спит
           Заколдованной дамой  подвластный науке зверь.

           Только вход, как альбомный лист, навсегда забит.            

 

10.04.2000 г.

                                                                                                    

                         НАДПИСЬ НА ПЕСКЕ

 

  

И увидел я замок окнами на восток –

Равнодушный, но не суровый с виду.

И пока мой усталый слуга выражал восторг,

Понял я, что из этого замка живым не выйду.

Если я не заеду – замок пойдет за мной.

И никто не услышит, никто не придет на помощь.

Бесполезны заклятья: вмешается Тот, Иной,

Задувающий звезды, насылающий дождь и полночь,

Господин кораблей, идущих во тьме ко дну

И событий, глядящих, как всем ненавистные дети.

“Отдыхай, как и все, Ланселот. Отдохнешь?” – “Отдохну,

Как и сам я давал отдохнуть живущим на свете.

Вот и стал я монахом... Ни лысина, ни живот

Не унизят меня перед смертью. А это немало.

Отворяйте, бездельники! Видите – гость идет.

Будет шум нынче ночью – и много-много металла.”

 

                                   3. 08. 1999 г.

 

                                     

В  СОЛНЕЧНОМ  ЛУЧЕ

 

–       Ночью я слышу райские голоса...

–       Дочь моя, это ветер.

–       Плачут и шепчут, что Страшный суд начался...

–       Мало ли бродит сплетен!

–       Шепчут, что я должна оседлать коня,

В латы одеться, как рыцарь, и выйти в поле,

Чтобы прогнать англичан. Господь защитит меня.

–       Дух твой, любимый всеми, опасно болен.

Выпей отвар из мяты... Ах да, у тебя и взят!

–       Вы же француз, как и все! – Я пасу лишь души.

Что это? Двери в ризницу... Вечно стоит сквозняк.

Этот сквозняк... Не слушай его! Не слушай!

                                                        

                                                    05. 08. 1999 г.

       ________________

 

Рентгеновского снимка страшный вид -

Мой череп лыбится. Спасибо просвещенью:

Могу своей налюбоваться тенью,

Не улетая в сумрачный Аид.

Что скажешь, Смерть моя? Считать долги,

Все тридцать два оледеневших зуба -

Так мелко, преждевременно и грубо.

Ты лучше мне отвлечься помоги

От выточенных из обсидиана

Уснувших крыш под матовой луной.

Действительность придумана не мной,

Но, словно сон, зловеще - постоянна.

Как неизбежна звездная река

И как пугливо плещется земная,

Во рту моста распахнутом стеная

До самого последнего глотка!

И бросит вызов сгорбленной луне

Глоток воды, пронзителен и горек,

И, как всегда, смеется бедный Йорик,

Навеки отразившийся во мне.

 

23.01.99 г.

 

___________________

 

 

В принципе, я сатирик.

Спец по большим порокам, сердцам разбитым,

Лужам темных тревог, кирпичу развязок.

Сыщики знают, как это: тупорылый

Сунуть "бульдог" под мышку, – словно бы мрачный

Клют или даже Мегрэ, – нахлобучить шляпу,

Став до утра двусмысленным отраженьем

Ржавой ограды сквера, огня забытой

Лампы в нижнем окне или ртом колодца.

Вот и преступник. Кто он сегодня? Подвалоглазый

Свин-генерал? Торговец детьми? Любовью?

Он не покончит с собой и не покраснеет.

Будет жить, как и прежде. А я? Не знаю...

Что я, рептилия, что ли – ненависть нянчить?

Трудно раздуть морщинистый зоб и, выкатив угли

Адских зрачков, свистя слюдой перепонок,

Мстить колоннаде зубов, галерее носа,

Белому олову глаз, безответных свисту.

Я не сатирик. В принципе, я мечтаю,

Что не найду никого – и всегда находка

Дышит мне в ухо. Надо уйти, исчезнуть,

Став до утра двусмысленным отраженьем

Ржавой ограды сквера, огня упрямой

Лампы в нижнем окне или ртом колодца,

Где темнота всё видит, всё понимает,

Всех принимает и, может быть, всё забудет...

 

                                                                    02.06.2000 г.

                                          

СНЫ ПО ФРЕЙДУ

 

Море в дорожке лунной, как шведский флаг.

Страсти медузы – без формы и без начала.

Тихо вплывает стеклистый архипелаг

В тело моё, что долго любви стучало

И достучалось... Сны моря и сны земли

Клумбой детей плывут по воде упрямо –

И распустились мокрые корабли.

Каждый похож на меня. Ни один – на маму.

 

                                                               07.06.2000 г.

                                   СОЛДАТЫ СУЛЛЫ ЛОВЯТ САТИРА

 

-     Приск, берегись копыт! – За шею! Не так! За шею!

-     Он прокусил мой палец! Дайте мне меч! – Не смею...

Всё-таки полубог...— Полукозёл! На сраме

Видите? – муравьи. Весь кишит муравьями!

-     Может, уйдём? – Уйдём? Это разведка, дурень.

Сколько их тут? Пятьсот? Тысяча? И по шкуре

Ты врага не суди. У нас проконсул лохматый.

А виноваты мы. Мы, если что. Солдаты.

-     Что – "если что?" – А то. Все полубоги. Знаем!

Утром скачем козлом, вечером Рим бодаем.

-     Боги, какая вонь! – Все из пещеры, живо!

Что это там ползёт? – Где? – Левей! У обрыва.

-     Это детёныш. – А... Сервий его заколет.

-     Пан отомстит! – За что? Трусы! Не ваша воля.

Я приказал, не вы. – Ты не боишься Пана?

-     Я надавал другим столько приказов спьяна –

Будем считать, что Пан любит меня и трезвым...

Что ты там рвёшь траву? – Не обтирая лезвий,

Не сбережёшь мечей. Сделано. – Почему же

Он всё ползёт? – Ползёт? Сдохнет в кровавой луже!

-     Где она, кровь? – Тебе просто не видно сверху.

Слышишь, отец шипит? Сулла умрёт со смеху.

Ну, потащили? – Да... Что-то ты стал усердный...

-     Даже мне иногда стыдно. Хоть я и Сервий.

 

17.06.2000 г.

 

 

      ОДА СКРЫТНОСТИ

 

                                                                             Асе Горской

Кого люблю – о том не напишу,

А напишу – так имя позабуду.

Как можно тайну тайн, живое чудо,

Подставить сплетне – липкому ножу?

Жизнь – это Скрытность. Заскрежещет сталь,

И дверь закрыта. Но коснусь руками,

Возьму в ладони, словно тёмный камень,

Чужой души неясную печаль,

И поверну, и вспыхнет в глубине,

Как свет внезапный из далёкой тучи,

Огонь, что предназначен только мне

И требует молчанья! И получит...

Отдам ему, чтоб он не уходил,

Всё то, чего он ищет и не знает.

И в нём заговорит душа иная,

В дверях Любви лежащая без сил.

Когда исчезнут люди, я один

Пойду бродить, как свой законный предок,

И я её увижу напоследок:

Она в траве, среди земных седин,

Всё так же ждёт...

 

                                                    Июль 2000 г.

 

             * * *
Раз Лермонтова в детстве я читал —
И день, и два. Уехали к родне
Отец и мать, оставив мне еду.
К тому же шли дожди. И я читал.
О, это был совсем не монастырь!
Скорее дом, где любят все тебя,
И любишь ты — иначе как же? Но
Тяжёлые, могильные слова
Убили вдруг сияние. Он весь
Не пел и не летел — лежал у ног,
Жестокий, беззащитный, и шептал
Ребёнку то, чего понять не смел
Я, мелкий мцырь. Шептал, что он один
Отныне будет думать обо мне,
И я узнаю всё лишь от него,
Хоть слышать это можно двести лет
Под шум дождя — предателю, слепцу,
Герою даже — и, как дождь, забыть.
А я чтоб не забыл! Я понял: он
Жесток, сентиментален, нелюбим,
Но стоит только… Вот чего хотел
Он эти двести лет? И бездна бездн,
И тайна тайн — любить его таким,
Каков он есть, без нимба, без прикрас,
Без перепонок, эполет? Без слёз?
И он меня погубит, и спасёт,
И наконец-то сможет написать
Хоть что-нибудь без камня на груди!
И вот тогда полюбит он меня,
Но странною любовью…           

 

                        16. 06. 2001 г.

                        * * *
Таков ли ад? За стёклами очков
Поблёскивают холодом глаза,
На улице пылит осенний день,
И чьи-то сильно мятые листы
Мелькают в пальцах, как мелькали в них
Недавно судьбы звёзд или детей.
“Вот это слабовато”,— скажет бог
Другому. Тот, его испепелив,
Из пепла воскрешает — и, собрав,
Покорно соглашается: “Ну да,
На эту рифму я уже давно
Косил глазами”. — “Нечего косить.
Берёте и… того”. — “Того? Ну да,
Не так-то это просто”. — “Вы о чём?”
“О рифме”. — “А… Короче, дорогой,
Всё это слабовато”. И никем
Не понят блеск исчезнувшего дня,
Шум осени… Лишь холодом глаза
Блестят неумолимо, и звезда,
Где боги поедают души слов,
Несётся в глубь умолкнувших времён,
И не остановить… И не очнуться!

22. 10. 2000 г.

 

                              * * *
Господь, отдай мне всё, что я создать
Уже умею, но ещё не знаю.
Мне невозможно ждать! Хожу по краю
Той пропасти, которой не видать,
А кожей чувствую. К чему тебе
То зрелище, что ведал ты заране?
Ты в этот мир привёл меня в тумане,
И сам ты, как туман, в моей судьбе…
Но он рассеется! И вместе мы
Внизу увидим спящую планету.
Тот свет… Балладу Рэдингской тюрьмы —
Без вечности, простительной поэту.

                                                   20. 02. 2001 г.

 

                          * * *
Уральский город, тонущий в снегу.
На нём — аршинно: “Рад, но не могу”.
Пониже — мелко: “Мог, но не хочу”.
И тонкий писк петита: “Я молчу”…
И голос, навевающий сугроб,
И горлышко бутылки в кулаке…
Господь на строчку щурится, суров,
Но все петиты жмутся вдалеке.
Они обступят это по весне,
Когда не так назойлив красный флаг.
И кто-нибудь, глядишь, поручит мне
Всю опись остающихся бумаг.

                                           28.01.2001 г.

                      * * *

Как узнать, закончится ли скоро
Тихий век невидимых потерь?
Я нашёл Учителя, который
Указал поспешно мне на дверь.
Через двадцать лет нашёл другого,
И в итоге сам себя учил,
Чтобы нерастраченное слово
Прозвучало… как среди могил.
Знал Лилит и Еву. Оба сына,
Из которых каждый никогда
Не увидит брата — вот причина
Замечать минуты и года.
Остальное было сном и ветром,
Не имевшим власти надо мной.
Я мечтал сразиться с целым светом,
Но не с монолитною спиной.
Битва состоит наполовину
Из спины. А дальше — из забот.
Не придёт, похоже, мой Мартынов,
И Дантес, похоже, не придёт.
Вместо этих глупостей печальных
Лучше сядь и ограни алмаз.
И учти: игрушкою хрустальной
Он к утру окажется не раз…

17. 06. 2001 г.

 

_____________________

 

Здесь Бог примёрз к безверью моему,

И я умру, неведомый ему,

И взгляд полупрозрачный мой из глаза

Прольётся, как чернила по письму.

И Бог прочтёт немые письмена,

От коих отступился Сатана,

И он не будет знать, что делать с ними:

Уже меня не вызволишь со дна.

И Мёртвым он то море назовёт,

Где в память заглядится небосвод,

И берега его посыплет солью,

Которая в глазах моих живёт.

 

14. 08. 2001 г.

 

                              _____________

 

Мой мир – как китайский дворец. Девятнадцать крыш,

Хозяин, пузатый духовно и желтый печалью.

Растет мандарин многодольчатый, сладок и рыж,

Почти ядовит – за селекцию не отвечаю.

О щель моих глаз! Кто опустит монетку в тебя?

Я сам – мандарин, но завидую рыжему сладко.

О белых и черных Вселенных усердно скорбя,

Конфуция спелого я поливаю на грядке.

И он поливает меня. И, как он, расцвету,

И буду завидовать розе у Будды в ладони,

И сделаю желтой Вселенную. Только не ту,

К которой принюхался нежно мудрец посторонний.

                                                                                   26.03.2000 г.

 

                

 

                            __________________

 

Если хочешь – останься жить после смерти.

Посиди на том месте, где умер – прозрачный, ломкий,

Словно крыло стрекозы. Стеклянные мысли

Мигом обступят тебя, и ты удивишься

Сонному кордебалету, который, впрочем,

Где-то тебя видал. На замшелом камне

Знает твоё Ничто обо Всём. О каждом,

Кто бы тебя любил, если б ты встречался

С ней, или с ним, или сном. Или снимком синим.

Вот они – вот, как стекло. Позови, напомни –

И разобьётся Судьба, и Смерть, изготовясь,

Манит к тебе иную. Скажи: "Не надо",

Встань и иди. И Всё пойдёт за тобою,

Будто при жизни, которой ты не заметил.

 

                                                                  19.07.2000 г.

 

                                               КАРИНА

                        

                        Может быть, я родился вместо кого-то.

                        Видимо, это был брат. Родись мы на пару,

                        Я бы не ссорился с ним. А он бы ночами,

                        Мне не давая спать, излагал, как ровне,

                        Повесть его любви. И я бы солидно

                        К месту вставлял: «Размечталась!» Или: «А ты ей

                        Брось всё это в окно». — «Девятый этаж». И я бы

                        Глухо мычал. И, часов в двенадцать, небрежно,

                        Носом зарывшись в подушку: «Чего? Карина?

                        Вот это кто…Ты знаешь, а я сегодня

                        Слышал, она про тебя говорила Верке

                        Очень серьёзную вещь»…И уже под утро,

                        Став в одночасье кумиром, ёжился зябко,

                        Чувствуя, что он мне сделает после школы.

                        Нет, ничего не сделал…Его Карина,

                        Небо над крышами, трели звонков и топот —

                        Всё, что придумали окна и переулки —

                        Вспыхнуло, задымилось, и даже пепел

                        Мне не остался к утру. Но где остаётся

                        То, что серьёзней жизни?

 

                                                                                    22.09.2000 г.                   

 

 

                 _________________

 

Знаю, зачем мы спим: кто-то во сне

Учит, что делать – завтра и через год.

Сердце покорно молчит наедине

С тем, кто пришёл во тьме и чуть свет уйдёт.

Утром, забыв обо всём, делаем, что велят.

Лишь иногда паутина слабеет и – сквозь туман:

"Где же я это видел?" И застывает взгляд...

И замирает жизнь, чувствуя, как обман

Дышит сквозь облака. Если же кто живой

Вдруг шевельнётся в них – верить ли слухам странным?

Вспугнутый Магомет видит: над головой

Мечутся стаи птиц буквами урагана...

 

                                                       12.08.2000 г.

 

 

ПЛАВАНИЕ С МУЗОЙ

Нас двое, третье - небо, а четвертый -
Простор воды, заливший наши кущи.
И лик Непониманья полустёртый -
Лик мумии, морской песок скребущей.
И мысли, как ирландские монахи,
Стремящиеся к берегу Европы,
На прошлом ставят крест, и те же знаки -
На будущее, на иные тропы.
Чтобы оставить мир таким же юным,
Каким его запомнили вначале,
Мы поплывём к неразличимым дюнам,
Не думая о будущем причале,
Не вспоминая тех, кто нас забудет,
Кто не услышит просьбы молчаливой,
Кто не захочет скалы, как о чуде,
Просить о ниспослании прилива,
И на отлогий берег океана,
Покрытый междометьями растений,
Не люди выйдут к нам - стена тумана,
В котором мы - живые, а не тени...

21.11.1999 г.

                                                

               

                              МАКОВЫЕ ПОЛЯ

 

Мак не стыдится сердца своего.

Прощенье цвету красному заслужит

Такой заступник. Опиум его

Тебя, как ложь счастливая, закружит

И сну отдаст. И если обо мне

Увидишь этот сон, скажи просторам

Всё то, что знали мы наедине.

Забудем явь, как ветер над Босфором,

Как камнем отражённая волна,

Как небеса, поблёкшие от жажды.

 

 

Да испытает каждая страна

Такую грусть по солнцу хоть однажды.

 

11.06.2000 г.

 

                     НАРЫБНАЯ ПРОПОВЕДЬ

                                         Олесе

                        Сваи весны, причалы

Белого Дувра, зелёного Крыма, Севильи жёлтой,

Вы – только миг, начало

Медленной музыки, песни морского шёлка.

Вас ледяные рыбы

С детства привыкли считать окончаньем света,

И не ошиблись, ибо

Тёмен и зелен свет. Кто опровергнет это?

Правда, есть ещё небо,

Край двуногих уродов на тучах стали.

Ищут сетями, где бы

Всё исковеркать, всех поменять местами.

Что, если силы ада

Жарят нас на том свете в муке и масле?

О, ничего не надо,

Только б шепнуть икринке: "Всё это басни..."

Рыбы! Я горний демон,

Бледный урод, как и все мы, дети эфира,

Брат капитана Немо,

Слово моё, словно мир – глубоко и сыро.

Ад существует, братья!

Но и для жителей неба бывают тралы.

Всё подлежит проклятью –

Люди, олени, орлы, жемчуга, кораллы.

Я, как и вы, не знаю

Сколько Вселенных теснится над головою.

Нет ни конца, ни края

Голосу, бульканью, писку, клёкоту, вою.

Ахав, очнись, покайся!

Ты, Моби Дик, верни капитану ногу.

Как волна ни вращайся,

Всё неподвижно, если доплыть до бога.

Перевернём кастрюлю

Моря и неба с её окаянным супом!

Всех караулю

Сверху, кто хочет и дальше плавать по трупам.

Не перейду пределы

Ваших морей, земную грань воспевая,

И покажу вам белый,

Жёлтый, зелёный мир на высоких сваях.

      17.06.2000 г.

 

Вы замечали - везде кирпичные стены?

Слышно, как время трется о них, шурша.

Тюрьмы из камня сделаны откровенно,

Чтоб наказанье чувствовала душа.

Узники в камне льются, как капли влаги,

И создают пещеры, и влажный пол

Этих пещер - словно клочок бумаги,

Сам записавший тех, кто его нашел.

Мы никого не казним. Хороша награда!

Кто же казнит сталактиты? Как бледный лес,

Льется из камня прозрачное пламя ада,

Каждую ночь достающее до небес.

 

16.10.1999

 

ПАДЕНИЕ ЖЕЛТЫХ ПЯТЕН

 Что я делаю - если делаю?

Жду в осеннней душе зиму белую.

Осень - словно бы стих без финала,

Словно Смерть, что почти догнала.

Обижать ли старую даму

И пытаться скорей уйти?

Бедный путь! Почему ты прямо

Мне открылся, как все пути?

 10.10.1999 г.

                                                    __________________

 

Если бы люди были врагами,

Я знал бы, что делать, по крайней мере,

Мерно макая в кофе рогалик,

Придвинув кольт и косясь на двери.

Но коршун ненависти в зените –

Чуть видная точка под облаками.

Можно промазать, испортив нити

Легкой и светлой небесной ткани.

Как часто во сне я брожу по саду,

Где ловят брызги ночных цветений!

Я их дарю. Никому не надо.

Но нет благодарней людей, чем тени.

Никто не забудет вернуть улыбку

Столь же воспитанному поэту.

Впору позвать золотую рыбку –

Лишь бы управиться до рассвета.

В его лучах выступает проседь

На вечно скомканном одеяле...

И птица слетит и вежливо спросит:

«Простите, не вы ли в меня стреляли?»

 

                                                                          8-9.02.2000г.

________________

 

Я атеист, но я заступлюсь за бога.

Что он вам - кошка, чтобы лакать из блюдца

И согревать вашу душу? Еще немного -

И разрешат на Землю ему вернуться.

Солнце любви захочет ли звать к ответу

За огоньки убитых и неспасенных?

Я не гляжу в небеса: ничего там нету.

А под ногами - норка. И в ней - крысенок.

 16.10.1999 г.

 

      САКСОН И ДАЛИЛА

 Пока Далила пела, я мечтал -

Самсон дождался всех своих мечтаний.

Я букву "к" ненужную сорвал

И обменял на "м" его страданий.

Ну, где вы, филистимляне? Я друг!

Но что-то не сработало. Навстречу

Лишь пение несется. Только звук.

Единственное "о" ненужной речи.

Ты увлеклась, любимая. Во сне,

Качая серьги золота литого,

Ты думаешь уже не обо мне.

Не для меня поешь, а для другого.

И все ему,.. И воздух, и ковры,

И чадные светильники, и ласки!

В глазах твоих слезинки - две сестры,

Не блещет из ресниц клинок дамасский.

Ты мне напоминаешь небеса

Над полем битвы, где оцепенели

Щитов и шлемов мрачные леса,

Следя за птицей, кружащей без цели.

Очнись, очнись! Неужто и предать

Меня не хочешь ты? Какая скверна

Твою преобразила благодать,

Черна, как ночь, как утро, непомерна?

Будь проклята! И ты, и твой народ!

Пускай войдут - они меня узнают.

Но ты поешь, и стража не идет,

И пытку все никак не начинают...

                                                      28.07.1999 г.

ДИАЛОГ С ОТКРЫТЫМ ОКНОМ

                                              "... der ganze Schmerz zugleich und Glanz meiner Seele."

Kleist*

-Чего ты хочешь от меня? - А ты?

- Немного воздуха, немного тени,

Чтоб кто-нибудь прошел. Стихотворений.

Какой-нибудь несбыточной мечты

И разных мелких глупостей. Согласно?

- Сиди и жди, покуда не зайдет

Вот это, что над крышами напрасно

Всю жизнь, как ты, несбыточного ждет.

- Тогда зачем же ты? - Войди в меня,

И я отвечу. - Не хочу. Успею.

 

Сижу и жду. Что может быть глупее,

Чем ждать под вечер наступленья дня?

                                   24. 07. 1999 г. Ночь.

* ... "все печали и все блистание моей души."

Клейст

НЕГЛАГОЛ

 И раз теперь ты много обо мне -

Я кое-что, быть может, о тебе.

Твой полутемный дом - Наедине,

Где ласки ветра зимнего в трубе.

Но это ночью. А когда рассвет -

Ни ветра, ни трубы, одна листва.

Потом закат, какого ярче нет,

Тобой переосмысленный в слова,

Несомые до самой до трубы,

Где дыма нет, поскольку нет огня.

Они так много для твоей Судьбы,

И кое-что, наверно, для меня...

 12.07.1999 г.

 

РЕЦЕПТ СОВРЕМЕННОГО СТИХОТВОРЕНИЯ

 Ломтик молитвы. Несчастной любви пастилу.

Скрипку давно не кладут. Феню можно. Немного.

Бога по вкусу. Учтите, на каждом углу

Множество сладких приправ продается из Бога.

Больше подливки коричневой. Не разбавлять!

И не забудьте оставить кусочки для прессы.

Стол сервируйте в закусочной "Родина-мать".

Не расслабляйтесь - его накрывают балбесы.

 12.07.1999 г.

 

   МНОГИЯ ПЕЧАЛИ

 Я - прототип протопопа,

Скорбящего о душе.

Дьявол имеет опыт

Строить ад в шалаше.

Бог имеет задачу

Видеть правду и ложь.

Но что это в сумме значит-

Не вымолишь, не поймешь.

Из рыжей своей сутаны

Вервие я совью,

Птицей в окошко пряну,

Замру на самом краю.

Но страшны судные трубы,

Душисты стебли травы...

А вы что скалите зубы?

Ведь так живете и вы !

03.07.1999 г.

 

МОРЕ

Единственное, что стоит поэзии.

Тысяча звезд в голубом созвездии.

И белая пена шипит по краям,

Беспечная, как Хайям.

                                                      27.06.1999 г.

    

ПРОЩАЙ!

Дождь увидел, что не боюсь,

И ушел, наддав для острастки.

Что осталось? Мокрая грусть,

Небеса серо-синей краски

И оранжевое пятно

На блестящем велосипеде.

Словно листик опавший, но

Я-то знаю, кто это едет.

                                                  26.06.1999 г.

УТРО ФЕИ

 Дайте мне ночь, и я создам

Зелень - полянам, дым - городам,

Зубы - Смиренью, Заботе - войну,

Только Любовь не создам ни одну.

В воздухе борются свет и тень,

Звон покидает колокола.

Солнце взбирается на ступень

Церкви, раздевшейся догола.

Мысли, прозрачные, как стекло,

Пеньем уносятся в небеса.

Вот поднимается кверху Зло,

Выпучив радужные глаза.

Плавают осенью без листа

Думы о ближних - вуаль невест.

Серою мухою Нищета

Благодеяний личинки ест.

Нет проповедника - я говорю.

Сяжки опутает Благодать.

Дайте мне утро, и сотворю

То, чего я устала ждать.

                                                            20.06.1999

ПЕРВЫЕ СТРАНИЦЫ

 Том и Бекки бродят по пещере ...

Пламя в пальцах медленно тускнеет.

Скалы в спину скалятся, как звери ,

Боль в ногах и голод все сильнее.

Темные подземные озера,

Собираясь в каменные чаши,

Говорят, что позабудем скоро

Мы старанья тягостные наши.

Где-то впереди с такой же искрой

Тень Индейца Джо мелькнет однажды,

И в потоке собственного визга

Станет не до голода и жажды.

Но страшнее даже и не это.

Словно капли сверху задолбили:

" Это я увел тебя от света

В лабиринты сырости и гнили.

Если б Гек своей Рукой Кровавой

Обхватил мою - другое дело!

К нам бы не отчаянье, а слава

На победных крыльях полетела.

Бекки, Бекки ... Все не понимает,

Что дорогу я найти не в силах!

Все бредет покорно, как немая.

Хоть бы, право, что-нибудь спросила ..."

Так идут , в шаги свои не веря

И сердцами детскими не зная,

Что плывет из мрака светлый берег,

Новые пещеры начиная ...

 09.12.1999 г.

ИЛЛЮМИНАТОР

 

Погляди с облаков на печальную эту страну,

Где не дети, а взрослые раньше отходят ко сну,

Цепенея вместе с утра и вместе бродя

До прихода рвущего тьму ночного дождя.

Погляди на себя, если можешь, в это стекло,

У которого скулы от неба ночного свело.

Что ты бродишь красной звездой средь желтых огней,

Уроженец темной земли, забывший о ней?

Погляди, погляди сквозь туман временных поясов

На могилы домов, неприкаянность рек и лесов,

Неуслышанность первых слов и сплетенных рук,

Заключивших холод и мрак в безответный круг.

Нет такого причала, который бы принял тебя.

Начинать ли с начала, о глупом конце не скорбя,

Или “свечкою” взмыть в зенит к тому, кто пока

Даже в церкви не осенит огни с потолка?

Я не знаю, не знаю... Наверное, кто-то знал

Для чего океан набегает на груды скал,

Для чего я родился и начал всем объяснять

Те понятья, которых и сам не в силах понять…

Остается гуденье, вибрация и покой

До каких-то времен, когда, помахав рукой,

Я на выход пойду, не проверив, подан ли трап –

То ли ласточкой воспарю, то ли Ньютон прав.

 

26.12. 1999 г.

 

В ЗАЩИТУ МАНУЭЛЯ ГОМЕСА ДЕ ЛА СЕРНА

                                          Олесе и Алексу Кноллис

 

Дон Мануэль Гомес де ла Серна никогда не существовал

И потому, как никто, нуждается в добром слове.

Это был известный пират.

Бригантину свою он выкрасил в голубое

(Не в знак сексуального меньшевизма,

А чтоб подкрадываться незаметно).

В его трюмах, средь солонины и изумруда,

Томились толпы красавиц.

Дон Мануэль их любви добивался не силой.

Он начинал при них хвалить их мужей,

И красавицы слушали с уваженьем,

После­­–со скукой, затем–с раздраженьем,

Затем начинали разглядывать Мануэля,

Ибо своею красой уступал наш идальго

Лишь отражению в зеркале своему же.

(Тем, кому смысл двух последних строк не под силу,

Я поясню, что под зеркалом здесь разумею

Зрак надлежащей доньи). И бился парус,

Гулкими Этнами хлопали каронады

Всех галионов встречных и поперечных.

­­­Зря разорялись, собаки – ветер их носит:

Дон Мануэль находился в саду зеленом

Женского сердца. Но было хуже,

Если у сеньориты не было мужа.

Тут начинался бардак. Мануэль небритый

Ставил к штурвалу меня и, расправив брыжи,

Он начинал со Смертью плясать фанданго.

Доньи дышали в трюме. Скрипели снасти.

“Турки по правому борту!”- орал дневальный.

К доньям спускался старый отец Доминго

И начинал причащать. Инфаркт миокарда

Не был еще в чести, и апоплексия

Доньям воздушным вряд ли была опасна.

Битва меж тем разгоралась. Бухали пушки,

Лужица крови сверху сочилась в трюмы.

Боцман Диего, выбив собою крышку

Трюмного люка, падал на доний сверху,

                Стиснув зубами чалмы узорчатой клок кровавый.

“Как! Отступать?!- гремел Мануэль мой Гомес.-

­­­­­­­­– Бейте их всех, но только не бейте бея.

Что, гололобый, скалишься? Ближе, ближе!”

С воплем “Акбар!” тяжелое что-то в волны

Рушилось, и победно выли испанцы:

“Браво, дон Мануэль!” И боцман Диего,

Смерть побеждая, полз на воздух из трюма,

Стоном воздать капитану жуткую славу.

И, возникая в синем квадрате неба,

Столь же изранен, сколь стоек, в трюмные недра

Сам капитан спускался, кровью залитый,

Ближе и ближе к нежному хору: “О, Манолито!”

Чем не награда актерским его талантам?

Он не родился ни капитаном Грантом,

Ни капитаном Васко (который Нуньес),

Ни даже Васко да Гамой. Зато вернулись

Песни о нем туда, где они родились:

В шорохи моря. И доньи кругом роились,

После на берег отпущены с сундуками.

Правда, они настойчиво намекали,

Что у пирата жена теперь не скандалит,

Но Мануэля манили морские дали.

Ставь же синюю снасть, Мануэль мой Гомес,

Словно в моем стихе, создавая помесь

Правды и лжи, белых стихов и рифмы.

Боцман Диего подсчитывает тарифы

За синяки при вышибаньи досок.

Будь выше этого, доблестей отголосок!

Мчись по морям со своим опустевшим трюмом,

То к альбатросам, то к надоевшим дюнам,

Гол, как сокол…

 

                                                                        11.05.1999 г.

ТОМУ, В КОГО Я НЕ ВЕРЮ

 

Если ты есть, уноси, уноси поскорее

Ветер и звук, пространство и время.

Если ты умер – смятое покрывало

Наших ночей тебя одевало.

Что ты наделал! Я слов не найду, а если –

Если ты ни при чем, и мы все воскресли

Вместо тебя, как зеркало чьей-то мести –

Завтра мы тоже исчезнем с тобою вместе.

Верить способен лишь тот, у кого кривая

Вьется усмешка, сама себя создавая.

Детям известно, что нет никого за шторой,

Но не понять, за которой нет? За которой?

Жаль мне тебя, но что ты наделал все же!

Ты ли придумал, что мы на тебя похожи,

Мы ль подарили тебе печальные бредни –

Это наш первый обман, и он же последний.

Ты не устал еще слушать? Тогда скорее

Сделай мне берег реки и на нем – деревья.

Ты не придешь, я в этом почти уверен,

Но, когда ждешь, неплохо присесть у двери.

 

07.07.1999 г.

 

* * *

 

Я как-то ночью вышел в коридор

Несущегося поезда и ахнул:

По темным небесам плыла луна.

Я не видал такой ни до, ни после.

Она прощала нас, благословляла,

Напоминала, словно бы звала

Скорей на окнах отодвинуть шторы,

Чтоб детскую подушку осветил

Прозрачный луч неслыханной печали

И спящего владельца защитил

От ужасов земли, воды и неба.

Но матери уснули, и луна,

Немного подождав, склонилась к лесу,

Чтобы уйти за черные вершины

И не вернуться больше никогда.

 

01.07.1999 г.

 

 

 _____________

 

 

Вынесу страсти земные и стану грешным,

Чтобы священник меня исповедал с дрожью.

Мстительны демоны, ангелы безутешны,

Только надежды и есть, что на милость божью.

Вот они, адские муки на старой фреске!

Сколько же нужно огня, чтобы выжечь душу…

Буду я жить после смерти в пламенном блеске,

Если и здесь чего-нибудь не нарушу.

Выгонит ад бездомную струйку ветра –

Некуда будет лететь со своей бедою.

Там растворюсь, где у кромки этого света

Лебедем черным скользит Одиночество над водою.

 

12.06.1999 г.

 

                                               АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

 

“До гроба ты хранитель мой…”

                                                                                                                (А.С.Пушкин)

 

Собрат моей души, пернатый друг,

Грехов моих покорный совладелец,

Чего ты требуешь? Бесплотных телец,

Собою воплощающих испуг?

Движенья губ, которому в любви

Нет равных? Все мы воздух обнимали…

Метанья детства, грусть об идеале –

Чем хочешь это чувство назови.

Что хочешь обещай, перенеси

Мои неблагодарности земные,

Порви со мной и лишь в окно отныне

Гляди со вздохом: “Бог тебя спаси…”

Ты сделал все, что мог, отец и мать,

Любимая, друзья мои и дети.

Ты за меня на том возьмешься свете –

Мне этот слишком трудно понимать.

Я буду верить – громче всех рыдал

Ты надо мной и мне напомнил, плача,

Что не могло закончиться иначе,

Что ты давно меня предупреждал.

 

10.06.1999 г.

 

 

Ветер за горизонт уносит тебя, меня,

Наших детей. Нет, задержись у края

Этого сна, злого его огня,

Ночью старого дня новый не начиная!

Можно простить весь мир, если бы ветер стих.

Можно простить себя, если бы не глядели

Дети на нас одних, словно на нас двоих.

Сколько же нас двоих – двое ли в самом деле?

То существо, что ты, мой повторяя шаг,

Кружится, словно я. Каждую половину

Ветер уносит прочь, злобно шумя в ушах.

Он, вероятно, вдов и не имеет сына.

 

                                                            26.09.1999 г.

 

                       ____________

 

Я, видно, уснул, потому что ты

Спала, когда я открыл глаза.

Я не шумлю, но нет немоты –

Есть незвучащие голоса.

Их, уносящих любой покой,

Я и накликал, поскольку вдруг

Ты, по лицу проведя рукой,

Двумя мирами глядишь вокруг.

 

                                                                               28.09.1999 г.

 

 

 ____________

Превращая в золото всё, к чему прикоснусь,
Умножаю твои металлы, первая грусть
Заходящего солнца, видящего в окне
То, что видит душа с собою наедине.
За открытую дверь не хочется сделать шаг,
И каракули неба в листве - только шум в ушах.
Так закончится вечность, откроется сто других,
Таких же ждущих, как я... таких же твоих!
Твой приход незаметнее солнца. Из всех углов
Поглядят на тебя отражения этих слов.
Я сижу неподвижно, голову наклоня
И гадая, как ты сейчас окликнешь меня.
Наши предки боялись бога, крика совы.
Мы смелей, мы с тобой немного не таковы.
Лишь бы только для нас, окутанных тишиной
Не возникло две тишины из этой одной.

31.12.1999 г.
 

 _______________

 

   Ночь светлее, чем день, потому что ночью

   –То в подражанье звездам, то без причины –

Шепот к утру становится многоточьем,

Зрячим у женщины, дремлющим у мужчины,

Бережным, словно ветра над полоской стали,

Вьющейся в камыше за зеленым лугом...

Мир – это трещина. Лишь до утра шептали

Наши надежды, слившиеся друг с другом.

Сроки любви беспощадны, как все чинуши.

В зеркале темном стать одиноким телом –

Хуже, чем Казанове, когда, проснувшись,

Он увидал, что брошен. И деньги целы.

 

08. 08. 1999 г.

 

                                    ПОЭЗИЯ

 

         Если забыть про свежую алость

         Всегда исчезающего заката –

Ты единственное, что мне оставалось

Из того, чем я обладал когда-то.

Ты меня спасла от тупой гримасы,

Но взамен напоила сладкой отравой.

Чем заплатить за твои алмазы,

Никогда не знающие оправы,

Теплые, словно душа людская

И глядящие людскими глазами?..

Я бы отдал тебе закат. Но какая

Радость его ловить, когда исчезает?

 

31. 07. 1999 г.

________________

 

И замер ангел с огненным мечом

У врат Эдема, не закончив фразу.

Меж ним и угасающим лучом

Заката, не назначенного глазу,

Никто не становился. И, устав,

Меч положил в траву суровый воин.

И сразу стал невидим пьедестал,

Торжественности леса недостоин.

На стражника, на беспощадный меч

Глядели двое из далекой чащи.

“Идем же, Ева.” Большего облечь

В слова не мог над женщиной скорбящий.

 

25. 07. 1999 г.

 

КОВЕР РАЗДУМИЙ

Вечером можно увидеть синюю дверь,
Всю в золотых гвоздях — только нет ступеней.
Может бесшумно открыться после потерь
И в промежутках любви — госпожи скрипений.
Смерть не выносит звезд. Их чертог один
Ей неподвластен. Гаснут ее глазницы,
Если по небу скачет наш господин —
Выше бесплодных нагорий, быстрее птицы.
О правоверные! Множество злых примет
Там, на восходе, бессильней земного праха,
Где на вершине лестницы Магомет
Хоть и не видел, но все же постиг аллаха.

 

                                                  02. 04.2000 г.

 

Зачем так часто  споришь ты со мной?

Не спорь, а верь, что все я лучше знаю,

И что твоя улыбка ледяная

Полна неразделенною виной.

Случись тебе увидеть только раз

Свет глаз твоих с улыбкой этой рядом —

Снега, растаяв, станут летним садом.

Возьми меня как зеркало для глаз!

16.04.2000 г.

 

 

                                               ЖАЛОСТЬ             

 

                                                                       Пала связь времён…

                                                                                 У.Шекспир. «Гамлет»

      

                            Мы ненавидим тех, кто нас жалеет,

                            Или не любим. Или любим, но

                            Пусть не жалеют нас. Сказать ли им

                            Об этом? Лучше просто пожалеть.

                            Вот почему заглядывать в глаза

                            Живущим рядом—значит их терять

                            Гораздо раньше, чем они уйдут.

                            Я точно знаю, на кого глядеть

                            Не должен я—по крайней мере, прямо.

                            Жалею я ребёнка своего:

                            Он будет в мире жить, в котором я

                            Не поселил бы спящую собаку.

                            Жалею я собратьев по перу

                            За призрачное их существованье —

                            Пусть даже злобных, придавивших ногтем

                            Немилой жизни пожелтевший лист.

                            И сам я — не напрасно ли надеюсь

                            На связь времён? Прошёл четвёртый век,

                            С тех пор, как врач, одетый в чёрный цвет,

                            Поставил ей диагноз, поразив

                            Им, как мечом, оцепеневший зал.

                            Чего нам ждать? Спасителей-пришельцев,

                             За нами наблюдающих с небес?

                             Зачем — не знаем…Знают ли они

                             Об этом сами? Если бы спросить,

                             То среди звёзд, им светящих печально,

                             Быть может, горек будет их ответ.

                             Быть может, уничтожит мир себя,

                             И именно при нас…Из-за чего?

                             Из-за нехватки маленького слова,

                             Жужжащего не хуже комара.

                             Гляди-ка: «жалость»…Кто тебя придумал

                             Для смерти, для спасенья…для стихов?

                              

                                                                                      14. 10. 2000 г.

 

            _________________

Ну, что же ты! Удерживай меня.
Не верь, что я смогу дойти до двери
Спокойно, рассуждая, не виня,
Что мы с тобой не люди, а потери,
Вернувшиеся к собственным глазам,
Отдельному дыханию и даже
К тому, что если что-то и отдам,
Ты не возьмёшь, поскольку это кража.

18.11.1999 г.

 

Как не глядеть в тебя? От земли и вод,

Бьющихся в эту землю, остался слабый

Шум, подобный дождю. Этот шум живет

Памятью о тебе. Отголоском славы.

Воды несут твой облик издалека

И намывают песок, чтобы в нем терялось

То, что, начавшись, как странные облака,

Кончилось, как лица человечья малость.

 

Я не останусь в нем – в этом твоем песке.

Кажется, что песок, но ведь на самом деле

Гонит его волна, чтобы в моей руке

Плыли твои глаза и на меня глядели.

Я не останусь в них. Я не найду нигде,

Где бы остаться мне... Может, хоть криком чаек

Ты не найдешь меня, видящего в воде.

Только твое лицо. Только песок печали.

 

03. 10. 1999 г.

 

                                    ____________________

 

Пришел ко мне черт. Попросил: – Погляди на меня.

–       А где ты? – Да вот же, на кресле. Такой же ворсистый,

Меня и не видно. Не видно на фоне огня,

Не видно в глазу подступающего дантиста.

Но ты захоти – и увидишь. За палец тогда

Я тяпну тебя. Понимаешь? За палец! – Спасибо, не надо.

Ты только за этим явился? Не стоит труда

За пальцем моим подниматься из самого ада.

–       Какого там ада! Нет денег давно на дрова.

Я сутки не жрамши. – Так начал бы с этого, глупый!

Согреть тебе мяса? – Нет, только не мясо! Едва

Увижу я мясо, мне сразу мерещатся трупы.

Подставь только палец! Я тяпну – и сразу уйду.

И сразу везде отчитаюсь. Не вредничай, милый!

Ну что тебе, жалко? – Не жалко, но я ерунду

Похоже, терпеть обречен даже в бездне могилы...

 

04.10.1999 г.

 

 

 

Но не тем холодным сном могилы...
               М.Ю.Лермонтов

Ты веришь, поглядев на стариков,
Что Смерть сильней всего, и что не надо
Ее бояться так, как пауков
Боятся птицы юга. Смерть – награда,
Которой недостоин ты один
Из всех живущих, дышащих, скорбящих.
Со счета сбился жадный Алладин,
Одна монетка укатилась в ящик.
Нет, наклонился... поднял и зажал.
И стало тихо, странно и невнятно.
Лишь обдающий холодом пожар
Во тьме рассыпал золотые пятна.
И сердце улыбается во сне,
И от улыбки этой не проснется,
Как дух весны, живущий в глубине
Никем не замутненного колодца.

18.04.2000 г.

                        ____________

Был праздник. Взрывов не было. А значит –
Все радуются, и никто не плачет,
Лишь террористы смуглым кулаком
Грозят в бессильной злобе, да по крышам
Чуть видный дождь крадется, еле слышен,
Чтоб воплотиться где-то целиком.
Как повседневны стали эти даты,
По-прежнему багровы и мордаты.
Их робко обступила мошкара
Из черных дат. Ну, были бы хоть серы –
И можно бы подумать: офицеры
Своим солдатам крикнули: "Ура!"
А те в ответ: "Здра-жла-вля-бля!" И трубы...
И мой малыш, облизывая губы,
Догнать спешил бы праздничный парад.
Вот он листок срывает мимоходом,
И в детских пальцах цифры – хороводом,
И ничего в ответ не говорят...

29.04.2000г.

                   ___________

Под потолком свернулась, как змея,
Немая жизнь – и, кажется, моя.
Так дерево листве своей дивится.
Чего она в тени печально ждет,
Что за окном предскажет наперед
Больной ручей, несбывшаяся птица?
Как струны, сновидения текли.
Не стало надоевшей им земли.
Адам и Ева лунную дорогу
Бесчисленными звездами кроят,
Чтобы войти в рассветный райский сад
Не так, как прежде. Молча. Понемногу.

26.03.2000 г.

             ЛЕС

…Я очутился в сумрачном лесу.

Данте

 

Сердце, что в детстве бьется быстрее

Взрослой души укромной,

Знает трава, но не знают деревья

Жизни густой и темной.

Трудно в ночи убежать от мира.

Вот на лесной могиле

Чуткие губы цветы-вампиры

Медленно приоткрыли…

Крикни, топчи, перемажься соком!

Надо идти, но прежде

Сколько придется в ручье глубоком

Страх отмывать с одежды?

Филин, подай мне дупло, как чудо

Незатворенной двери!

Сон до рассвета. Мягкая груда –

Ломкие птичьи перья.

Вырастет клюв от такой постели

В ужасе пробужденья,

Чтобы, как птицы, в небо летели

Крики и тени.

Солнце взошло, разгоняя страхи.

Жажда страшнее ночи.

Все пересохло. Хоть бы рубахи

Влажный кусочек!

Кожу змеиную в ноги кинет

С тусклым зернистым блеском

Русло ручья – как залог пустыни,

Той, что молчит за лесом.

 

21.03.2000 г.

 

СЧИТАЛОЧКА

– Гуси-гуси! – Га-га-га!
– Что хотите? – Ничего!
– Ну, летите! – А куда?
   Мимо дома своего?
– Мы ощиплем вас. – Идёт!
– Мы съедим вас! – Ну и что?
– Жутковатый вы народ...
– Не скандальные зато.

27.07.2000 г.

* * *

Твои стихи ранимы и добры,
А ты глядишь так холодно и слепо.
Сентиментальный змей своей норы
Не стал бы покидать, но холод склепа
С трудом выносит женская душа –
Она, слова поспешно воздвигая,
По ним ползёт и, кольцами шурша,
Меняет кожу, хоть на час – нагая.
Неужто стану я таким, как ты?
А может, так положено поэту?
К чему просить таланта, красоты?
Проси любви – да только нет ответа...

29.05.2000 г.

   * * *

Да оставь ты свои дела...
Видишь, я один у окна,
Чтоб четыре его угла
На двоих поделить сполна.
Мы поделим лиловый свет
Наплывающих облаков,
Ты и я – стеклянный портрет
В галерее гулких веков,
Где не властна древняя дверь
Над клыком задвижки своей,
Где словам никогда не верь
И молчать никогда не смей,
Где на свет полетит лицо
И костлявой, как миг, рукой
Дёрнет молния то кольцо,
За которым – ночной покой.
А когда мы с тобой уснём,
Позабыв о правде и лжи,
Дождь построит стеклянный дом,
В котором некому жить.

19.07.2000 г.

 

                          БАЛЛАДА ОБ ОДИНОКОМ ПАССАЖИРЕ

 

Я вовремя паденья избежал,

За поручни держась, как мне велел

Заботливый водитель. Но, к несчастью,

Не избежал падения троллейбус,

Зависевший от дуры-мостовой,

Что, кувыркаясь, полетела в бездну

С планетой вместе. Там, на дне, Пространство,

Прищурившись, глядело на огни

Летящего салона, и устало

Подумало: “Ведь брали же билет...

Неладно как-то вышло”. И, забыв

Про эту чушь, оповестило Время,

Что надо оприходовать меня,

Тебя, двух этих дамочек, калеку

И даже покореженную дверь

Троллейбуса, поскольку дядя в ней

Завяз нерасторжимо, и меж нас

Нет мастера по дверям. Я стоял,

Держась за поручень, и строго думал,

Что все равно его не отпущу.

Да здесь и нечем, кажется, заняться, –

Лишь правила проезда выполнять...

 

01.10.1999 г.

 

Куда девался мой народ?

Да никуда. Творит. Живёт.

Он удивится, услыхав,

Что я ищу его – и прав:

“Не бойся, братец, я сильней

Немых ночей, дождливых дней,

Экранных и газетных рож,

Всего, что в уши шепчет ложь.

Ещё, посмотришь, загляну

В твою волшебную страну,

Пройду в тени твоих аллей,

Увижу мачты кораблей...

Пусть отправляются в моря,

Не смерть, а жизнь благодаря.”

“Ну что ж, – скажу, – тебе видней,

Как складывать узоры дней.

Ты великан, я слабый гном.

Но только помни об одном:

Забудешь сорок первый год –

И ты мне больше не народ.”

 

                                                                         07.01.2000 г.

* * *

Я не сужу Сальери. Легко быть добрым,
Зная, что ты велик, и что если даже
Канешь во тьму не воспет, по листку не собран
И на ветру развеются хлопья сажи –
Боги тебя почтили своей печатью.
Рукописи горят, как и люди, в печи.
Но не горит, лишь светится всё печальней
Взгляд человечий.

28.06.2000 г.

У КЛАДБИЩА

Грёзы России – примятых трав,
Собачьих лап и стеклянных глаз.
Пряник надкушенный, чтобы прах
Живой от голода не угас.
И здесь иерархия: важный бюст,
А дальше – съёжился мелкий люд.
Разные тени молчащих уст
Разные песни в ночи поют.
Лишь дождь, читающий наизусть
Каждую строчку этих поэм,
Всё заливает – важность и грусть...
И Время – мрачный памятник всем.

26.08.2000 г.

В НОЧНОМ

Ты напишешь мне завтра. Сегодня надо

Засыпать, не сводя с полуночи взгляда,

Извинить меня в том, чего я не знаю,

И нашарить лампу с собою рядом.

Оживятся за окнами сны растений.

Наша дрема не знает таких мгновений.

Мы всю ночь гоняемся за собою,

Хотя нету злее приобретений.

Получу я письма полужданный праздник,

Не узнавши в бумаге с несвязной басней

Ни того, за что ты меня простила,

Ни того, что делает жизнь прекрасней.                                       

16.06.1999 г.

                                              

                    ОСЬМИНОГ

 На дне океана лежат большие кувшины,

Амфоры, бочки без дна, пустые кастрюли.

Воды тушили, душили, но не сушили.

Вещи вздыхали, ворочались и уснули.

Путник, овеянный мантией серебристой

Из пузырьков, веря скользящим ластам,

Ощупью ищет радость аквалангиста -

Старый сосуд, что делает тьму глазастой.

Вот он, атомный гриб! Полез в горловину,

В синем зените мечется драной птицей,

Цапает маску, рвет из губ пуповину:

Пусть я погибну, но дам тебе подавиться!

Всякая амфора требует осьминога -

Зло миновать не может сердца пустого.

Скоро сбежит само. Подожди немного:

Третью тысячу лет от рождества Христова.

                                                       04.06.1999 г.

________________

 Если б я знал, что пятнадцать минут до смерти,

Что бы я чувствовал? Что бы думал?

Лица начнут кружиться, как на концерте

Музыки той, что выше любого шума.

Темная щель проляжет над облаками

Ближе и ближе, словно раздвинут штору.

Сядет Обман. Закроет лицо руками.

Встанет Любовь. Улыбнется любым укорам.

Близкие станут смотреть, как идешь к порогу.

Если уходишь, зачем появлялся в мире?

Нет, пятнадцать минут - это слишком много.

Пусть останется три. А лучше - четыре.

                                               30.05.1999 г.

_________

Одиночество обнаглело:

Сколько можно людей глотать!

Я убью его-и за дело.

Остается его застать.

И, казалось бы, что такого...

Оливин луны на полу.

Отрешись от всего земного,

Затаившись в ночном углу.

Откажись от любви и жизни,

От слезы, бегущей из глаз...

Но убийство всегда капризней,

Чем убийца, что в нем завяз.

                                   25.05.1999 г.

ПАЛИТРА

 Нищий жилой дом.

Серый дегенерат.

Мрамора снизу в нем

Ярко-белый квадрат.

Решеток фигурных вязь,

Двери - броня с глазком.

Чисто, но что за грязь!

Как этот вид знаком!

Сколько таких преград,

Сколько таких людей...

Худший дегенерат -

Дегенерат идей.

Зло, тебе же везло!

Как тебе самому

Бабки не западло

Множить в таком дому?

Ты облицуй фасад

Весь - хотя б до торца!

Сделай нам город-сад,

А там уж грабь до конца...

                        28.04.1999 г.

     ________________

 

"Все сказано,"— выговорит лишь тот,

Кто ненавидит чужие сны.

По-русски — бог, по-английски — God.

Один и другой для своей страны —

Облако тайно звучащих слов,

Озеро, бьющее в берега.

Куда не ложились туманы снов,

Туда не ступала его нога.

Как чаща, которая без травы 

Одними деревьями ужаснет —

Долина лица, хребет головы,

Где онемел зияющий рот.

Любовь превращает молчанье в звук,

Блики на стенах пещеры — в свет,

И слово звенит, как дрожащий лук,—

Единственный лук, которого нет.

10.10.1999 г.

 

                   _________________                                                                                                                                                              

 

Я не хочу новых слов. Для кого? Зачем?

Пусть лучше старые вспомнят, зачем нужны.

Сразу окажется: мир в одночасье нем.

Вот он кричит беззвучно: "Верни мне сны!"

Горло свое соловьиное не сорви …

Рот открывай и выпусти, не робей,

Давнее слово — дитя великой любви,

Той, что хватит на всех без твоих скорбей.

 

                                                 11.10.1999 г.

 

 

                     ЭЛЕГИЯ  - 2000

 

Не снятся ночью тюрьмы, и война

Бьет выборочно, как мишени в тире,

Еще в раздумьи голод , а обман —

Как бесконечный сон, его вы сами

Стараетесь продлить по мере сил.

И ныне погибаете в квартирах

У весело горящего экрана

От голода — но голода души.

Тихонько вы друг друга испугались,

Слегка возненавидели — и вот

Из морга вам несут цветы и письма.

Не злитесь, братцы — вместе нам лежать,

Хоть я бы предпочел тонуть в реке,

А не в болоте. Знаете, когда-то

Я , как и вы , любил везде гулять,

Особенно где детские площадки.

Ни в ком так не задумчивы глаза,

Так не прекрасно продолженье смеха,

Как в детях той страны, где сам простор —

Понятье, исключающее жалость.

Послушайте внимательно, как труп

Выслушивает на похоронах

Признания в любви — ведь ей так просто

Отныне проявить себя над ним.

Но вы еще не умерли. И вот

Вы ищете, кого бы вам опять

Возненавидеть. Я готов помочь.

(Себя самих уже не предлагаю,

Поскольку это пройденный этап).

Вот, видите — приоткрываю дверь,

И если вы погонитесь за мной,

Вполне догнать способны. Свежий воздух,

Возможно, вас немного отвлечет.

Вы, может быть, забудете меня,
Посмотрите разбуженно кругом —

И с бега перейду на шаг спокойный.

С площадки дети спросят, где их папы.

"Они, — скажу, — бразильский сериал

Сейчас досмотрят. Знаете?" — "Ага!

Мы тоже смотрим. " — "Вот, и позовут

Вас ужинать. Но только не шуметь!

Я их оставил в сложном настроеньи."

И дети, несговорчивые дети,

Помедлив, понимающе кивнут.                                                                                                                                                                                                                   

 

                                                                              19.10.1999 г.

 

МОЁ ЛУКОМОРЬЕ

 

В заброшенные верю острова,

Где можно знать, себя не попирая.

Здесь новость негасимая жива

О двух влюблённых, изгнанных из рая.

Здесь вам покажут место, где они,

Сойдя с небес на пляже, вечно грустном,

Ушли в леса, одаривая дни

Своим признаньем,– письменным и устным.

Здесь жив почти ослепший водоём.

Он весь в следах – раздвоенных и странных.

В нём ангел перепончатым крылом

Омыл свои бесчисленные раны,

Касанием плеча обрушил свод

Лесного грота и взлетел в просторы,

Неистовой стрелою мчась вперёд,

К развалинам пылающей Гоморры.

Ты жив, строптивый, незелёный ствол,

Казнённый истеричкою-грозою.

Здесь Данте на Вергилия набрёл:

“Утешься, друг, я ад тебе открою!”

Но сговорились тут же, у корней,

Что нет поводырей, ведомых нету.

Так вымыслом, чтоб выглядеть скромней,

Обманывали музу два поэта.

Какая флорентийская листва

Задумчивого, болдинского края…

Покинутые вижу острова,

Где можно знать, себя не попирая…

 

24.11.91 г.

 

 

 

 

                                                           ПРОРОК

 

Моя душа серебряной пустыне

Подобна иногда,

Когда на сердце горькое нахлынет

Сомнений череда.

Летучий прах поёт под каблуками,

Шагами оскорблён.

И вперевалку злою мыслью канет

Под камень скорпион.

И странно путешествуют со мною

В высотах миражи.

Мои глаза, едва я их открою,

Полны небесной лжи.

Мне эта ложь милее, чем земная,

Ведь где-то там, вдали,

Не в небе, на земле живут, я знаю,

Цветы и корабли.

А ложь земная злее многократно,

И путь её открыт,

И ничего, что нелицеприятно,

За нею не стоит.

И миру я не протяну ладони…

Мои пески со мной.

Не в этих ли краях святой Антоний

Сражался с Сатаной?

А если гром, пустыню проклиная,

Затрубит в вышине ­–

Я лучшей смерти для себя не знаю,

Чем смерть во сне!

ВОСКРЕСЕНИЕ

С надеждой на рассвете говоришь,

С отчаянием - когда ты стал бесплотен.

Небесный ручеек меж темных крыш -

Бессмертие души для подворотен.

Никто не хочет вечно жить. Никто

Не хочет умирать: "Еще немного..."

Уже в прихожей, натянув пальто,

Дверей не отпирать проси у бога.

Да сбудется тебе! Ты так любил,

Так мало пробежал весенних улиц,

И, без сомненья, в городе могил

Не для тебя под пение проснулись.

И ужасом дыханье теплоты

Вдруг озарит неяркий день осенний,

И, выронив бумажные цветы,

Все упадут внезапно на колени...

14.10.93

 

                       В ДЕТСТВЕ

Никто не помнит, как пришёл на свет,
Чтоб не бояться двери за спиною -
Ведь к ней ещё вернёшься. Или нет?
Ну что б сдружиться вечности со мною?
Я не был разговорчив. От ума,
От глупости, от счастья? Кто ответит?
Я сразу ощутил, что мир - тюрьма,
Но нет её прекраснее на свете!
Насмешки я боялся, как огня -
И получал. Меня смущало что-то,
И знать хотелось, только ли меня
Преследует неясная забота.
Я сдерживал себя, чтоб не сказать,
Как ты прекрасен, мир! Но губы сами
Слова старались музыкой связать
И, замыкаясь, тут же воскресали.
Услышать это только в полусне,
Наверное, возможно - или в детстве.
Рассветный луч с тобой наедине,
Ты ощущаешь кожею соседство,
Не открывая глаз. Лежишь ничком,
В покорной, мягкой пропасти постели,
И каждый новый звук тебе знаком,
Хотя и слышен уху еле-еле.
Уж если в час рожденья ты спасён
От мудрости - не сторонись отваги.
Под вечер будет вымазано всё -
И школьная тетрадь, и лист бумаги,
И многое, чего не описать,
Не отстирать, не выпороть хотя бы.
Но вот и сон приходит. Он опять
Перед тобой, податливый и слабый.
О сон, так будет вечно? Если да,
Согласен я терпеть загадку жизни!
Но он молчит. Он тает без следа,
Он с каждой ночью будет всё капризней...

16.11.1999 г.

САМОУБИЙЦЫ

Мы пили вино голубого неба

Под черной резьбою крыш,

А площадь кружила столиким бегом -

Секунды не простоишь.

И снизу к нам доносило звуки,

Которым не было дна.

Проклятья, слезы, мольбы и муки

Выплескивала глубина.

А если мы не того искали,

Что слышалось нам вдали -

Сберечь ли радости, коль печали

Мы сердцем не сберегли?

Чердак моргает окном разбитым,

Охотясь на голубей,

И чертят по небу птиц орбиты

Знаки чужих скорбей.

Неужто мы голубям не пара?

Чердак покидая свой,

Поймем веленье площади старой

И съедем вниз головой.

______________ 

Я часто жду затмения Земли.

Все почернеет: люди и безлюдье.

А на Луне, на погребальном блюде,

Мы ключ к загадке мира бы нашли.

Узнали б, не сдвигая волоска,

Что смерть - не смерть, и вечность - не царица...

 

И всласть крутили пальцем у виска,

Советуя Вселенной протрезвиться.

                                               19.02.92 г.

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­                  __________

Послушай, завтра будет нам пора

Туда, где дремлет черная дыра,

Где, озарен неслышным ходом лет,

Скелету улыбается скелет,

Где солнцем не сменяется закат,

Где звезды невзошедшие стоят,

И где душа горенью своему

Предпочитает ледяную тьму.

Но знай - на перекрестке дня и мглы

Уже погасли адские котлы,

И грешных рук распался хоровод,

И лилия раскрыла свежий рот.

И снова мы вернемся в мир земной,

Вернемся двое, но к любви одной,

Чтоб вновь читали Гибель и Весна

Полуистлевшей книги письмена.

31.12.89 г.

                  

                                                         

    ЦУНАМИ

Казалось, пали в море облака

И белою стеной пошли на берег.

Деревья, травы, люди, камни, звери -

Где ваша тень? Как знать наверняка?

И где труба ликующего рева,

Пропевшего над вами в этот час?

Вначале было пенье, а не слово.

Но было ли оно в последний раз?

Вы - жертвы сладострастного союза

Земли с водой и прошлого с водой.

Здесь о звезду расплющена медуза,

И труп ребенка кажется звездой.

Необозрима братская могила,

Вздыхают в ней подводные леса.

А мы идем, где вас остановила

Насмешка лет... И слышим голоса.

                                           10.06.90 г.

 

________________

Вновь захотело море оплевать

Все солнечной погоды идеалы.

Как демоны, рыжеволосы скалы

Сошлись об этом деле горевать.

Креветками я буду торговать

На пляже, редко устланном телами.

Такую медитацию в исламе

Или буддизме можно наблюдать.

А с моря будут набегать цунами

И с шефствующим шумом отбегать.

 

Ни ум, ни зренье робкое ничье

Красу морей запечатлеть не смеет.

В душе у нас и вольный ветр не веет,

И анемон не обагрит ее.

Креветками мы будем торговать,

Покуда в небесах, лишенных зноя,

Колонна звезд не истребит иное,

И не нарушат эту благодать

 

Ненужные ни камню, ни волне

Ничьи шаги в счастливой тишине.

13.07.98 г. Крым.

В ПРЕДДВЕРИИ ДОЖДЯ

Подернулись дождем мои морские дали.

Мир смоется водой немного погодя.

Неужто мы с тобой родиться опоздали

В преддверии дождя?

 

Протянет к небу клюв, из серебра отлитый,

И тихо запоет, едва мы отойдем,

Некормленый птенец магнолии раскрытой,

Закруженный дождем.

 

И горы примут нас в зеленый дом старинный,

Листвою окружив, чтоб не отдать воде.

Лишь яхты мотылек внизу, в аквамарине,

Повиснет на дожде.

 

А утром из лесов спасительных выходим

И бродим по росе, вдоль долгих луж идя.

И хором запоем хвалу сухой природе

В преддверии дождя.

                                 05.06.89 г. Лазаревское.

ПОЛОВОДЬЕ

Мир не отходил ночью от окна,

Светлый, словно Он, юный, как Она.

 

Стайки детворы в зеркале двора

Словно комары брызгами пера.

 

Дерево в воде - стая легких рыб,

И везде, везде, облако, как гриб.

                                               22.07.98 г.

________________

Кто-то шлюзы открыл, и футбольное поле залило.

Изумрудные травы тоскуют и ждут крокодила.

Крокодилов и сталкеров нет. Лишь самец желтопуза

Проползает как символ природы и смерти союза.

Правда, дети, гляди-ка, добрались до чавканья чащи.

Молодежь ли трясину, трясина ли молодость тащит?

То-то будет соплей ввечеру, виноватого рева

И свирепого: в пыль, мол, сотру, если в грязь вы повадитесь снова.

Не шумите, отцы! Эти дети, такую-то матерь,

Оседлают ракету, космический танк, бронекатер!

Будет новый Афган, а, возможно, и натиск на Запад.

Очарованных стран все сильней разливается запах.

И футбольное поле, конечно, мы тоже осушим.

Но не сразу: чтоб было ристалище маленьким душам.

Есть иные проблемы - к примеру, самца желтопуза

Истребить как эмблему природы и смерти союза.

 

13.07.98 г. Крым. Пансионат "Черноморец".

                 ЭРФУРТСКИЙ СОБОР

Божья угроза не чудится в старых стенах.

Каменной розой расцвел над колонной монах.

Ночью собор улыбается, словно во сне.

Месяц, как ведьма, плывет над крестом в вышине.

Утром горят витражи многоцветным огнем.

Кранах расписывал небо и лики на нем.

Что ему стоит уйти от загробных затей,

Вновь написать это солнце и этих детей,

Светлые нимбы меняя на облачко льна,

Синью немецкой глаза напоив допьяна,

Вдуть голоса деревянным певцам в алтаре,

Брызнуть на холст голубями и скрыться в заре?

Площадь внизу вековечной кипит суетой,

Блещут на крышах то Рыба, то Шлем Золотой.

В шлюзах запуталась павшая с неба река.

Утки торчат из воды острием каблука.

Дьявол, взболтав электричество, словно желток,

Выплеснет с площади в сумерках света поток.

Воющих фрау искрящийся мчит дикобраз.

Теннисным мячиком пес получил между глаз.

Пес достается девчонке за меткий удар.

Десять пробило - и вмиг замирает кошмар.

Канет во тьму карусель и афиша кино -

В ней вместо лиц лишь окурки дымятся смешно.

Скопище кукол, мячи, сувениры, стекло

Смыло приливом ночным, а собор вознесло.

Звезды закрыл он, как темный и вечный редут.

Он не пугает. Он ждет. Утром дети придут.

 

             ______________

 

И вот возник ручей передо мной,

Как первое свиданье, неумелый,

И в нем плывут серебряные стрелы

Травы, переносимые волной,

Слова, переносимые тобой,

Любовь, переносимая едва ли,

Которую мы оба создавали

Лишь для тебя. Лишь для тебя одной!

 

28.02.99. 

              ______________

Два рыцаря съехались в тихом лесу,

Топча золотую листву,

И в седлах уснули, вражью красу

Видя, как наяву.

Их копья, наклоненные вперед,

Тоже как будто спят.

Смотрит оруженосец - скотт,

Что-то понять бы рад.

Но кто и постарше его поймет

Полуденный сон в пути?

Такой синевой налит небосвод,

Что страшно в него уйти.

Страшно, что птицы замолкнут враз,

Слушая хруст и лязг,

И мальчик не довезет домой,

Зароет в чаще немой.

Если б еще хоть сэр Ланселот

Или сэр Ламорак.

А этот - кто его разберет,

К чести ль подобный враг?

Какой у него интересный щит:

Замок цвета огня...

Может, он просто так стоит

И ждет совсем не меня?

Ну что ж, пускай головы не снесу,

Но сон этот странный прерву...

Два рыцаря съехались в тихом лесу,

Топча золотую листву.  

                   

28.11.93 г.

ЛЕСНАЯ ЛЕГЕНДА

У лесного ручья вода

Серебристым огнем запылала:

Прокатилась по небу звезда

И на дно его ночью упала.

Но к ручью меж деревьев и скал,

С виду старый, невзрачный и жалкий

Шел волшебник. Звезду подобрал,

Вставил в перстень и отдал русалке.

А русалка его по любви

Подарила кому-то навечно

И сказала: "Со мною не рви,

Даже нечисть в любви человечна.

Если ты позабудешь меня,

То звезду в тот же миг потеряешь.

Будешь счастлив до смертного дня,

Обо мне ж ничего не узнаешь."

Пролетают и дни, и года,

Люди любят, не зная печали,

И сверкает на небе звезда,

И ручей словно плачет ночами.

РЫЦАРЬ, СМЕРТЬ И ДЬЯВОЛ

Альбрехту Дюреру.

И вот они мчат по оврагам, по лунным лесам,

Колебля копытами темную воду болот.

Так призрачный парусник шепчет своим парусам:

Несут не они его - он их куда-то несет.

"Куда ты ведешь нас, безумный?" - "Боитесь, помрем?

Иль черти собрались в засаде, оскалив клыки?

Мне кажется, Смерть - это Жизнь, а на дне водоем.

Нырни, и увидишь, как воды его глубоки.

А ты, однорогий, сидишь на его берегах

И ловишь печально свое отраженье в воде".

- "Куда ты ведешь нас, безумный?" - "В очах твоих страх.

Я думал, признаться, что черти не трусят нигде.

Мешаешь, красавец! Сиди да выщелкивай вшей. -

А ты хоть однажды в кого-то была влюблена?"

- "Была, но беседа о том не для смертных ушей".

- "Я сам угадаю. Была ты подружкою Сна".

- "Куда ты ведешь нас, безумный?" - "Ты что, попугай?

Уж третью неделю заладил под вечер одно.

Я еду грешить, и довольно, а ты помогай.-

О Смерть, это чучело точно в меня влюблено!"

И так они кружат во тьме, как над мухой паук,

Как ворон над падалью кружится в зимнюю ночь.

Лишь кости о кость утомительный слышится стук,

Да храп лошадей запаленных, которым невмочь.

И так они мчат по оврагам, по лунным лесам,

Колебля копытами темную воду болот.

-"Куда ты ведешь нас, безумный?!" - "Не знаю и сам.

Но если уж я не дойду, то никто не дойдет".                    

 

03.09.98 г. Москва.

 

ОБОРОТЕНЬ

 

Он затих. Треугольные уши

В окровавленной нами траве ­–

Словно им унесённые души:

С человечьей – звериная. Две.

Опираясь на заступы наши,

Мы его окружили кольцом.

Спи, мохнатый. Ты больше не страшен

Нам своим полудетским лицом.

Мы тебя закопаем без гнева.

Хочешь, можно молитву прочесть.

Ты, наверное, портил посевы

И топтал наших девушек честь.

Сам подумай, не очень уютно

Видеть в сумерках два огонька...

Хоть сейчас не гляди бесприютно

И не строй из себя дурака!

 

19.11.91 г.

ГОЛУБАЯ ЖАБА

Ковыряясь глазами в ночной глубине,

Я загубленных душ казначей.

Много глупых детей, поскользнувшись на мне,

Упало в темный ручей.

Мои детки боятся сказок моих,

А чужих не разбудишь ничем.

Говорят комары, что из всех поварих

Я одна не пью и не ем.

Я прощаю их всех - тех, кто выплыл, и тех,

Кто остался со мной на дне.

Под болотной луною много утех,

И в глазах моих - по луне.

Но готовит мне камень сынок лесника.

Нынче за полночь быть беде!

Разобьются все луны, обмякнут бока

И пойдут круги по воде…

 

                                            22.03.99 г.

ВОДЯНОЙ

Полюбил водяной водяную.

Предложил ей струю ледяную.

Удивилась она несказанно:

С малолетства привыкла к нарзану

И к развернутым диспутам в школе:

"Возможна ли жизнь в пепси-коле?"

Водяная вначале робко

Эту воду ногою пробовала,

Выбрав прорубь, которую ломиком

Для нее основал водяной,

Потянула чуть-чуть сквозь соломинку

И сказала: "Простимся, родной!"

Водяному не пьется, не спится,

И решил водяной утопиться

В исступлении оголтелом,

Чтобы близкие над его телом

Лили слезы в великой печали,

Свои тонкие руки заламывая,

Пели песни о вечном причале

И жалели. (А это - главное.)

Но в последний миг водяная

Каким чудом - сама не зная,

Вслед метнулась и с силой Геракла

Водяного швырнула на берег,

А потом, испугавшись, заплакала

Самой честной из всех истерик.

Может быть, она просто забыла,

Что его навсегда разлюбила?

 

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­            ____________

 

Я верю в солнечные пятна,

Моя взыскательность жива.

Но, словно утро, благодатны

Твои поспешные слова.

О, как же ты нетороплива,

Когда — спеши иль не спеши —

Мы от прилива до прилива

Всё бродим берегом души…

 

26.11.91 г.

         

 

 

__________

 

Звала меня душа реки

На облака и на пески,

Но знать хотела и мою:

Зачем дышу, о чем пою,

Ради чего я слезы лью

И чем они горьки?

И я тихонько отвечал,

Вздыхали волны, а причал,

Послушав тоненькую речь

О том, что я хотел сберечь,

Ответил тихим скрипом плеч

И снова замолчал.

И что ответить мне могла

Подводная немая мгла?

Ведь нет у ней стыда,

Что ни мгновенья, ни года

Ни для кого и никогда

Она не сберегла...

 

КАМНИ

Камни странны, камни грубы, в их глазах тоска.

Вот один гнилые зубы кажет из песка,

А другой водой плюется, словно чертик из болотца,

Стонет брюхом злым.

Камни часто мчатся боком с отвратительным подскоком,

Притворяясь ненароком крабом удалым.

Камни очень много знают, книги черные читают

И гостят на дне.

Но когда им все наскучит, красоте весь мир научат

В радужном огне.

Этот камень - словно веко горбоносого ацтека,

Этот - суп харчо.

В сумку чудищ насажаю, колдовскому урожаю

Жертвуя плечо.

Упованья ваши, камни, разгадать бы, да куда мне,

В доме вы мертвы.

Ночью форточку открою, чтобы утром вы, герои

Уползающего строя,

Были таковы.

СОСНЫ

Заблудился я в трех соснах на поляне,

У забытого ручья на берегу.

Не видал я их красивей и желанней,

И никак расстаться с ними не могу.

Одна сосна, как любовь, высока,

Ушла головой в облака.

Другая сосна зелена, как весна,

Словно юность, всегда зелена.

А третья сосна, будто смерть, черна,

И дупло у нее - без дна.

               РОМАНС

Мы наклонились над прожитым днем.

Тихий камыш отражается в нем.

С легким шуршанием шла в камыши

Лодочка чьей-то минувшей души.

Быстро изгладится след на воде...

Воспоминание - это Нигде.

Но почему так дышать тяжело,

Если не плещется влаги стекло?

                                                             26.02.89 г.

            ПОЗДНИЙ СВЕТ

Облетают птицы, словно листья,

Листья умирают, как деревья,

А деревья засыпают, словно

Солнцем околдованные звери.

Звери так задумчивы, как люди,

Скованные новобрачным снегом.

Скоро, скоро зимний день рассудит

Давний спор меж озером и небом.

 

17.10.93 г. Электричка.

РЕВНОСТЬ

 Твои глаза уже в стране,

Для губ моих недостижимой.

Ты улыбаешься во сне,

Ты наяву проходишь мимо,

Не вспоминая обо мне.

 

Я знаю - только для меня

Твоя любовь тебя создала,

Но если ночь - беды начало,

Беда царит в начале дня.

Как солнце, зло над миром встало.

 

Я буду ревновать тебя

К тому, что все считают тенью,

И к этому стихотворенью -

Ведь ты, огонь его любя,

Меня забудешь на мгновенье.

 

Когда же ты уходишь в сон,

Мой вздох теряя во вселенной,

Я знаю - ты в мечте нетленной,

В нее никто не посвящен.

Что ревновать о сокровенном?

 

Забудь, куда течет река,

Пренебрегая берегами,

Забудь, что встали облака

Зари косматыми врагами,

Лишь не забудь меня веками,

Пока не истекут века.    

                                  18.09.89 г.

___________

Вольнолюбивой лирики моей

Я сроду не писал. На кой мне воля?

Я не цыган на облучке средь поля.

Быть вольным от семьи? Людей? Идей?

Царей? Цари мешают иногда,

Так я мешаю им с не меньшей силой!

Какой-нибудь стучится: "Леня, милый,

Пора на фронт". Но тихо, лишь вода

Струится в санузле (раздельном, кстати).

Никак не починю свой унитаз.

Уходит царь, а я свернусь в кровати,

Чтоб следующий не будил как раз.

Беседуешь с афганцем: "Се ля ви...

Большая подоплека в этом деле.

Да мы б их раздавили за неделю!

Коммерция все это на крови.

Там видео копейки стоит, брат.

Летят в Москву контейнеры оттуда,

И действует свинцовая простуда,

Когда гробы свинцовые летят..."

Ему писать бы лирику, ему...

А я над заявленьем об Афгане

Сержанта помню нашего в нирване:

"Ты что, "куску" не веришь своему?

Пиши давай: желаю в бой и скрежет...

Все написали. Это просто так.

На нас ничья собака не забрешет -

Не зря же мы ракетчики, дурак!"

Мы редко чиним трубы. И никто

Не чинит трупы. Нет такой услуги.

Поэтому не надо жить на юге

И ночью двери открывать. А то...                   

22.07.98 г.

__________

 

Сегодня ночью умер Сатана.

Он, как и мы, боялся снов загробных.

И вот ушла последняя весна

Из глаз его, погасших, но не злобных,

И восковой румянец желтых щек,

Порядочно истаявших и тощих,

Казался бесконечно одинок,

Как первый лист осенний в летних рощах.

Бессмысленно гадать, кого звала

Свинцовой боли полная минута.

Покойный делал добрые дела

И жертвовал на детские приюты.

А может, и не жертвовал. Но был

Одним из тех избранников печали,

Которые ни свадеб, ни могил

Вовеки просто так не посещали.

Кто б ни был он, к его дверям несли

Недоуменья вежливые эти

Все то, чем дети матери-земли

Пред нею не желали быть в ответе.

Никто из нас не упрекнул его

Ни косвенной уловкою, ни прямо

За черное ночное колдовство

И совращенье прадеда Адама.

Приди он к нам с повинной - мы стократ

Ему бы помогли прибавить в теле.

Возможно, он и не был виноват -

Мы тоже не вчера из колыбели.

Конечно, не на кладбище. Цветов

Мы, извините, тоже не садили.

Но осквернять могилы тот готов,

Кто о своей не думает могиле.

 

07.03.92 г.

ЗАКОН

Один закатывает глаза и кричит: "Нельзя!"

Другой прищуривает глаза и молчит, скользя.

А третий, чувствуя в кулаке приятный хруст

Глаза откроет и вдалеке созерцает куст.

Четвертый, видя, что хруста нет, захрустит тобой,

И жизни нет, да и смерти нет, лишь подъем - отбой.

А пятый просто придет во сне, если ты задрых,

Расскажет сказку тебе и мне - про четверых.

 23.08.98 г.

 

______________

Когда-нибудь увижу я войну...

Я чувствую, что я ее увижу.

В ее глаза ночные загляну,

На белый свет глядящие бесстыже,

И, повинуясь холоду руки,

Займу в строю пустующее место.

О, сроки жизни, как вы коротки!

Лишь узнику не вспомнить день ареста.

 

25.03.90 г.

ДЕТСТВО. ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ И ДЕВЯТЬ.

Всходы мои и севы -

Облако серы.

Я, как картина в раме -

То ли об аде, то ли о рае.

Кто-нибудь, помогите!

Нет больше силы,

Бред перламутре лба моего.

Где твои руки - светлые нити

Бедной картины? Нет никого...

Нужно, чтоб в этом огненном стоне,

Словно фиалки - лютой зимой,

Нежно на лоб ложились ладони

С шепотом тихим "Маленький мой..."

____________

Наверное, любимым быть - несчастье.

Все наши беды стрелами летят

И близких нам судьбы жестокой властью

Больнее поражают во сто крат.

Не дай же бог, со мною что стрясется.

Людей, меня любивших, в чем вина?

Лунатику не страшно - не проснется.

Но страшно тем, кто смотрит из окна.

______________

Лежит король на шахматном полу

И плачет: белый ферзь его покинул.

Тихонько я ферзя к нему подвинул,

Но пешки две заброшены в углу!

Хоть не играй. Смешаешь эту рать -

Такое одиночка всем закатит,

Что им до гроба развлечений хватит.

Хоть не играй... А может, не играть?

 

 22.07.98 г.

______________

 

О звезды, божества ночных котов,

Светильники любви и буйной драки!

Пониже  — люди, а порой — собаки,

Еще пониже - крысы, и готов

Макет Вселенной, выполненный спьяна.

Ему не повернуться кверху дном.

Вот разве что Онегину Татьяна

Порой шепнет о чем-нибудь ином...

 

18.03.99 г.

 

    И МЫ БЫЛИ ВДВОЕМ...

 

И мы были вдвоем, и мы были...

А по улицам, в темных воронках

Пролетали автомобили

На шуршащих, на с холоду звонких.

И когда мы сны бормотали

Над заржавленными часами,

Будто всадники пролетали

На подкованных, с бубенцами.

А нагрянет рассвет забытый -

Мы с тобой тихонько споем,

Как сердце наше разбито,

И как мы были вдвоем.

 

                                                    16.01.89 г.

 

ФАРФОРОВАЯ ТАРЕЛОЧКА И СНИМОК НАПРОТИВ

 

Мальчик в красном примостился на фарфоре.

Ногу на ногу - атласный Питер Пэн.

И печаль его - изюминка у горя,

И любовь его - предвестница измен,

И слова мои, как дождик, бессердечны.

Только Лоуренс один на высоте.

Так ему и полагается. Он вечный.

Все, кто им не остановлены - не те.

Лишь напротив, исключением из правил

Мой ребенок с фотографии глядит.

Он в краю далеком фантики оставил,

И в краю родном не меньше знаменит.

А печаль его - неужто не осветит?

А любовь его - ручей, бегущий с гор?

Фотография когда-нибудь ответит,

Но пока с улыбкой смотрит на фарфор...

 

04.10.98 г. Ночь, 1 час 30 мин.

 

ЛОРДУ РЕТЛЕНДУ

 

Милорд, я вас люблю, как долг велит^*,

А долг велит немного, к сожаленью.

Вы знаете - я стал бы вашей тенью,

Когда б не черный ваш радикулит

И крайности. Ну кто, скажите, в силах

Неметь пред вашей Музой от стыда,

Не зная даже, где, в каких могилах

Порхали вы, как птица без гнезда?

И сколько вас? Один или с супругой?

(Уж я не лезу - кто из вас Шекспир).

Вы оказались, сэр, таким хитрюгой,

Что спальню превратили в целый мир,

А мир - в ночное бормотанье принца,

Шаги Ромео, ведьм на пустыре...

В вас, безусловно, лестно простудиться,

Как римлянам - в английском декабре.

Но уплывают наши легионы,

И вы опять свободны навсегда,

Мой Королевский Дом, Соединенный

С тобою, небо, и с тобой, вода.

 

18.07.98 г.

* Слова Корделии из "Короля Лира". (Прим. автора)

 

ИСПАНСКОМУ ЯЗЫКУ

 

Повидать бы мне страну апельсинов,

Где дымятся дороги от жаркого ветра,

Где просыпаны наполеоны в лосинах .

И ворота скрипят, как слово "пуэрта",

Поцелуй не стряхивает росинок,

Но зато слеза роняет поэта.

 

Одному я навстречу никак не выйду,

Хоть безумца судить - только беса тешить.

Не люблю я поганую их корриду,

Где коня обгоняет рычанье пеших.

В той стране, где быка не дадут в обиду,

И людей не станут напрасно вешать.

 

Как цветы, взрываются междометья

В торопливом потоке гортанной речи.

Так, наверно, звенит темнокрылой медью

Тот ручей, что прыгнул горе на плечи

И, противясь лунному онеменью,

Перешел с родного на человечий.

 

Одному не спою я приветной песни -

Древней тени грубого суеверья.

Догадайся кто попросить: "Воскресни!",

Чем чеканить Смерть на церковной двери, -

И уснет необузданный темный идол,

И покроется розами мостовая

Той страны, что я никогда не видел,

Где, проснувшись, больше не побываю...

 

05.03.99 г.

 

ВОРОНЦОВСКИЙ МАЯК

 

Сам звезда, и над ним звезда,

Вы ночами друг друга греете.

Сплетничают о вас без стыда

Суда на одесском рейде.

Над одесским рейдом висят огни,

Огни вас тоже ругают.

Не гаснете вы, когда гаснут они,

Хоть один из вас и мигает.

Но когда они в море, на кораблях,

Сиротливо мигают суше,

Их с берега ловит ответный взгляд:

Воронцовский великодушен!

 

НА ЗАСЕДАНИИ ЛИТОБЪЕДИНЕНИЯ

 

Зачем мы сидим, толстоносые,

С воздушными, злыми вопросами,

В туманных коронах мечтания,

Вступая с людьми в сочетания?

К чему мы пришли из небытия?

Поймет это, видимо, тот

Волк серый в часы луновытия,

Поэт в безотрадном подпитии,

Да я, созерцатель события,

А больше никто не поймет.

 

                                                      (Незнамо когда.

                                                       Неведомо где.)

                                       _________________

"Цель творчества - самоотдача,  А не шумиха, не успех.  Позорно, ничего не знача,  Быть притчей на устах у всех."                                 Б. Пастернак

 

Не торопись публиковать

Стихи, рванувшиеся в плясе,

Но не спеши, поддавшись массе,

Их грустно в папку шнуровать.

Успеешь выслужить успех,

Все верно. Только без успеха

Твой стих - он даже и не эхо,

А так, прореха из прорех.

"Позорно, ничего не знача..."

А если - знача? Что тогда?

 

Поэты созданы для плача,

Как родниковая вода.

 

22.07.98 г.

 

НАПУТСТВИЕ

 

Я знаю, что меня не напечатают,

И, вероятно, вас не напечатают,

Но если даже вас и напечатают -

Я остаюсь в указанной беде.

Зато мы с вами делаем Поэзию.

Да, юноша, подумайте: Поэзию.

А вот они не сделают Поэзию.

И, в результате, нет ее нигде.

 

31.07.98 г.

 

    ПАМЯТНИК

 

Я памятник себе не воздвигал.

Воздвиг я крепость, а солдаты сами

Отыщутся. Надеюсь, небесами

Простится мне столь краткий мадригал.

Но если даже кто-то будет рад

Со временем прийти и убедиться,

Что нет солдат, то крепость пригодится

Как мой укор отсутствию солдат.

 

30.07.98 г.

 

________________

 

Весна! Весна! Незримый ураган,

Не шелохнувший листика в саду,

Осколки ветра из далеких стран, -

Ступени, по которым я иду, -

И бред случайной птицы над водой,

Напуганной пернатым двойником,

И в зеркале твой облик молодой,

Что сам себе как будто незнаком -

Все это детства вечная игра

Под вежливым присмотром облаков:

Чтоб весел был сегодня, чтоб вчера

Не вспоминал, чтоб завтра был таков.

 

19.03.99 г.

 

ВАНЗЕЕ

 

Он выстрелил ей в сердце, и часы

В зажатом кулаке остановила

Не пуля, не озерная могила -

Самой судьбы незримые весы.

Она не знала, падая в траву,

Какую честь послала ей природа:

Средь всех времен, созвездий и народов

Он был один - во сне и наяву -

Без меры, без конца и без начала.

Кто понял бы его издалека?

Поручику Тенгинского полка

И то б, наверно, духу недостало...

Вот разве луг, да эти облака?

Клейст огляделся. Время, как река,

Текло и шевелило Генриетту.

Еще одно нажатие курка -

И изо рта горячему рассвету

Ударить в чашку кофе. А пока

Просите, птицы и лесные дали,

Чтобы простил, безумного, себя,

И не оставил вас, весь мир губя,

Как вёртеры другие оставляли!

 

Но все пруссаки бьют наверняка.

                                  

01.04.99 г.

 

________________

 

Я мог бы отчаянней звать, чем сейчас,

Но не хочу.

Пролить безответные слезы из глаз,

Но не хочу.

Ведь жить без любви ничуть не больней,

Чем гнаться напрасно за ней,

А значит, горящей смолою слов

Стал бы такой улов...

 

01.04.99 г.

 

ШТУЧКИ ПАМЯТИ

 

Один придет - и превратится в тень.

Другой уходит, а черты яснее.

Ни ордер на арест, ни бюллетень

Для памяти выписывать не смею.

А третьего не видел никогда,

Но сердцу он - как хлеб и как вода.

 

Четвертый - я. И тут уже нагрянет

Такая, извините, лабуда,

Что по ночам Спасенье сниться станет

И Бегства голенастая звезда.

Как поутру, опомнившись едва,

Со всеми разобраться временами?

Под вечер все душистее трава

На пустыре моих воспоминаний...

 

03.04.99 г.

 

ОСЕННЕМУ ВЕТРУ

 

Ты крупнее корысти, но мельче любви,

И я от тебя уплыву

На желтом листе, только ты сорви

И выбрось его в траву.

А потом и трава исчезнет, как дым,

Как не нужная ветру весть.

Я на белом листе стою молодым,

А сойду - и годов не счесть.

Только я никогда не начну считать.

Ищи меня, друг, свищи!

Но захочешь - вернусь к тебе, словно тать,

Догадайся, в какой нощи!

 

                                               08.04.1999 г.

 

ЗАХОЛУСТЬЕ

 

Ужас жизни всегда неподвижен,

Даже если вприпрыжку бежит.

Счастье дом воздвигать не спешит

Из обримков или парижин.

Да и Лондон далёко. Зато

Выйдешь - вот тебе дети соседа.

Многоцветно-легка их беседа,

Как картинки лото.

Их миры - без мучительных тайн,

Словно домики их с гаражами.

Пистолетами в угол зажали,

Слыша крик мой предсмертный: "Nein!"

Зелен луг, но темны небеса,

Как трясина вселенского торфа.

Нам осталось играть полчаса -

И зажгутся огни Дюссельдорфа.

 

ДЕТСКИЙ РИСУНОК

 

Рыцарь с принцессой смотрят в окно.

Заросли леса. Озерное дно.

Кочет исполнил царю "кукареку".

Фея готовит веретено.

Рыцарь высовывает язык:

Грифель сломался в битве случайно.

Солнце получится синим. Печально,

Впрочем, народец волшебный привык.

Даже неплохо, что мир - в синеве.

Вечно пытаешься сделать попроще!

Кони едят васильковые рощи,

Хвост и рога пририсуем сове,

Белые крылья - царю и царице.

Вместе по веточкам будут порхать.

Все. Перемена. Пора отдыхать.

Завтра училка опять разозлится:

"Мазал в тетрадь!"               18.04.1999 г.

__________

                                    

     Олесе

Однажды мне приснилось:

Плыву я на пиратском корабле.

Я удивился, но не испугался.

Над серым морем медная луна

Глядела в дверь кренящейся каюты,

И пьяные сообщники мои

Лежали на столах окаменело.

Один во сне бочонок обнимал

С улыбкой счастья, словно бы невесту

Увидел на его прогнившем дне.

(Я почему-то знал, что наяву

Он никогда нигде не улыбался.)

Я был одет беднее остальных

И был, как видно, главным. Взяв фонарь

Пошел я в трюм наведаться к добыче,

Чтобы прикинуть стоимость ее.

Две крысы впереди по коридору

Бесшумно шли гуськом и вдруг пропали

В открывшейся навстречу темноте.

И звук шагов немыслимо угрюмо,

Должно быть, отдавался в сердце трюма

Я вспарывал мешки, я поднимал

Тяжелые окованные крышки,

Но вскоре понял, что не должен спать

Я несколько ночей, по крайней мере,

Чтоб сосчитать все золото и камни.

И стало мне другое интересно.

И взрезал я мешок со срочной почтой

Для передачи в первом же порту,

Поднес к нему фонарь, и зазвучали,

Погибшие отныне голоса,

И в темноте раздался смех ребенка,

Плач женщины и кашель старика.

Подвахтенный в свободную минуту

Писал своей девчонке и не знал,

Что ветер Дувра больше не развеет

У парня на плече ее волос.

Какой-то шкипер спрашивал о сыне,

Который сбился с честного пути.

Потом еще десятки зашептали,

Бранясь, напоминая и любя,

А про меня как будто позабыли,

Хоть я и мог заставить их молчать.

И я, чего-то словно опасаясь,

Поднес к огню проклятые листки

И бросился наверх. Все было тихо

На палубе. Не слышно крика чаек.

В глава мои ударил свет луны.

Я их закрыл, схватился за перила

И понял, что страшнее, чем бумага

На свете вещи не было и нет,

Что если кто зачеркивает слово,

Не слово убивает, а себя,

И я уже нигде не позабуду

Того, что под влияньем болтовни

Однажды мне приснилось...

 

      ВЕНГЕРСКИЙ ДВОРИК

 

Услышу я неспешный ход веков

С двором наедине,

И тихий бег зеленых лепестков

По каменной стене,

И все воспоминания стены,

Что солнечным огнем

И глубью облаков отражены

Конечно, тоже в нем.

Я слышу то, чего, как прежде, нет,

Что мне навеял он.

На белом камне слышу темный след,

Воды стеклянный звон.

В хозяйской трубке вьется синий дым,

Усищи до груди.

Он важен и красив, а рядом с ним...

Довольно. Уходи.

 

 

 

ПРОЩАНИЕ С БУКВОЙ "Б"

 

"Природа - мать! Когда таких людей  Ты иногда не посылала миру,  Заглохла нива жизни..."                    Из античной лирики.

 

Сударыня! Я должен вам сказать,

Что в необъятном нашем алфавите

Вы (по вине не вашей - слова "блядь")

Считаетесь вредней и ядовитей

Всех прочих членов. Есть еще вина:

Вы прямо роскошь в нашей бедной речи

Как сослаганье. Наши Имена

Собравшись кругом, запалили свечи

И порешили - жалкий каламбур -

Вас порешить. Я был, конечно, против,

Я комкал им теченье процедур,

Но там теперь сидят такие тети,

Что... знаешь... лучше воду не мутить!

Не обижайтесь. Удьте оективны:

Мне с ними деток, правда, не крестить,

Но в то же время я не дефективный.

Есть мненье, что один античный стих,

Сынам Руси сомнительный и лишний

Уже весьма существенно притих,

Поскольку вас, родная, в нем не слышно.

Они на днях возьмутся за "когда"

И "иногда". Что делать! Волкодавы.

Зато теперь "беда" звучит "еда".

Сударыня... Сударыня, куда вы?!

 

21.04.1999 г.

 

КОГДА ЗАМОЛЧИТ ЛОЖЬ

 

И тогда они бросятся на нас,

И мы бросимся на них,

Отказываясь от ненужных слов,

Только от слов одних.

И те, кто останутся живы, мир

Молча поделят на "мой" и "твой",

И снова в ночи запоет Шекспир,

И все зарастет травой.

 

                                   17.08.99 г.

 

 

                                         ТИХИЙ ЧАС

                                                                                 — А знаешь, что такое тихий час?

                                                                                — Что?

                                                                                — Это когда все спят.

                                                                                           (Диалог в детском саду)

 

                                   Свет забирается вглубь ресниц,

                                   Чтобы оттуда глядеть хотя бы

                                    На первый сон малышей и птиц,

                                    Крепко зажатый ладонью слабой.

                                    Есть и у взрослых свой тихий час —

                                    Вечным прологом к маленькой драме,

                                    Час, без которого нету вас,

                                    Важных, всезнающих, с пузырями,

                                    Час, в который никто не спит,

                                    Где над стоячей водой заката

                                    Звёзды — залог вчерашних обид —

                                    Падают с плеском, и нет возврата.

                                                                                                

17. 03. 2000

 

 

ПОДРАЖАНИЕ КРЫЛОВУ

Вороне где-то бог послал кусочек сыру;
На ель Ворона взгромоздясь...

И.Крылов. «Ворона и лисица»

 

Ворону Бог послал. Но дал кусочек

В порядке отступного: мол, лети

И здесь не каркай — без тебя хватает...

Ворона, взгромоздясь, не улетает,

Презрев Его последнее прости.

И тут лиса. Она чего-то хочет.

 

«Голубушка! — спешит лисица к древу. —

Как жаль, что время не течёт назад!

Ты мне напоминаешь матерь Еву.

Мне часто снится ночью райский сад...

Вот там сыры! А это? Я не знаю,

В какой канаве ты его нашла!

Послушай, покидая кущи рая,

Я чудный сыр на память сберегла.

Отдам его тебе! Не пожалею!

Не ешь отраву! Если пармезан,

То можешь кинуть мне — не заболею.

Бросай сюда скорей!» — «Дер-ржи кар-рман!»

Сыр выпал. Но, хвостом махнув сурово,

Лиса ушла в обиде гневной прочь.

И что ж, друзья? Вослед летит ворона!

«Чего тебе, Бессмысленности дочь?

Из-за тухлятины затеять ссору!

Так мелко каркать!» — «Крраля, пожалей!»

Лисице поднеся предмет раздора

И приплатив вдобавок сто рублей,

Ворона ждёт. Покой её разрушен.

Ждёт год и два. Увы, на третий год,

Испепелив читательские души,

Лиса подруге райский сыр несёт!

 

Теперь мораль: скупой заплатит дважды,

Неверующий — будет посрамлён.

Пришлите мне на счастье рубль бумажный,

О нумизматы!

                                   Леонид Саксон

 

                                               08.07.2021

 

 

 

_______________

 

Мир остановлен,

 

когда дети в саду заигрались до темноты в глазах,

когда вы признаетесь в чем-то, понизив голос,

и когда наступает полночь.

 

Мир оживает,

 

когда матери закричат: "Домой!",

когда вам объяснили, кто вы такой,

и когда запоет петух.

 

Но никогда, никогда, никогда -

лучше и не надейтесь! -

мир не начнет мечтать вместе с вами,

петь вместе с вами

и знать, что вы - это он.

                                                              28.08.99 г.

 

http://www.pereplet.ru/text/sacson/recensia.html

Л. Саксон. " Под вежливым присмотром облаков ." - Москва - Челябинск, 1999.-1000 экз.

    Первый сборник стихов Л.Саксона, безусловно, не есть рядовой факт в стабильной литературной жизни Урала, на чьем небосклоне новые имена появляются не часто, а старые как-то повыветрились.

   Форма и содержание книги, перекличка мотивов - обозначенная явно (названия текстов, посвящения) и тайно (в скрытом - большей частью, интонационном - цитировании) свидетельствуют о приверженности автора к классической традиции российской и мировой литературы. Можно бы поставить автору в упрек книжность (уверяю вас: только внешнюю) его стихов. Предугадываю, что большинством читателей, воспитанным на напевности и кажущейся (!) простоте Есенина, а также слащавой необязательности Асадова - эта книга будет воспринята именно так. Но вспомним Борхеса, Бродского и прочих " литературных монстров "... " Книжные мальчики " победили.

   Рассмотрим пристальней структуру сборника. Несколько смущает то, что поэма "XX век ", где этот век показан через историю двух влюбленных, открывает книгу, а не завершает ее. Но такая " перемена слагаемых " оправдана тем, что поэма, в сущности, является продолжением автобиографии автора, вернее - ее расширением. Хотелось бы, однако, заметить поэту, что читателю сложно воспринимать крупные формы - пока он еще не включен в лингвистический пласт, присущий автору. Для этого и есть малые формы, в которых Л.Саксон - превосходен.

   К несомненным удачам книги я бы отнес стихотворения " Летопись ", " Штучки памяти ", " Ванзее " - текст с подразумеваемым посвящением Клейсту, немцу, не знавшему меры в страстях, тому, кто шел до самого конца - самоубийства на тихом озере вместе со смертельно больной подругой. Шел с воистину прусской " последовательностью " ( ведь " все пруссаки бьют наверняка "). И " Цунами " , в котором " труп ребенка кажется звездой ", и отчаянность стиха " Рентгеновского снимка страшный вид " - снимка, на котором " как всегда, смеется бедный Йорик, навеки отразившийся во мне "...

   Отметим, что сборник " Под вежливым присмотром облаков ", изданный в твердом переплете, прекрасно оформлен графическими иллюстрациями соросовского стипендиата - художника Александра Разбойникова.

   Но это уже тема для отдельной статьи.

Александр Петрушкин.

 СЕРГЕЙ  ЛЕШАКОВ

                    МИР  ОСТАНОВЛЕН...МИР ОЖИВАЕТ

                   («Литературная учёба», 2001, книга первая, с.44-45)

     Поэзия не просто прорастает в мир, словно стихи-цветы в траве слов; не просто пребывает в мире, как его словесное украшение, некий позолоченный словесный орнамент, нет — поэзия противостоит миру. Это извечное противостояние поэзии и времени, времени бездушно-уносящего, бездумно-пошлого. Это противостояние красивого и хрупкого жестокому и всеприсваивающему. Противостояние одинокого существа, с помощью одних только слов — всей тьме «хищных вещей века». И странным образом в этом противостоянии поэзия выходит победительницей.

   В стихах Леонида Саксона некий джентльмен-рыцарь в бумажных или, точнее, воображаемых латах, всё-таки пытается восстановить справедливость в мире, пока только словом. Может быть, Леониду ещё  предстоит осознать всю горькую правду фразы одного современного католического богослова: «Нам не было завещано сделать так, чтоб истина восторжествовала, нам было завещано только свидетельствовать о ней...» Но пока Леонид во многих своих стихах  непримирим в борьбе с тем, что он лично определяет как зло.

   Если в первой, весьма удачной книге Саксона  «Под вежливым присмотром облаков» ещё много культурологических реминисценций, игры прямой речью, ещё силён мотив расставания с юностью, то в новых циклах стихотворений возрастает лирическое напряжение, усиливается ощущение трагизма существования. Многие стихи Саксона ранних периодов можно было бы назвать «культурологическим путешествием во времени», стихи же последних циклов я бы назвал движением поэзии над временем. Иногда возникает ощущение, что сама речь берёт вожжи стихотворения в свои руки.

   Во многих стихах Леонида оболочка сущего становится прозрачной, и сквозь неё проглядывают или даже проникают в текст сущности инфернальные или даже ангельского чина. Порой Леонид сам, словно увидев на долю мгновения нестерпимое Божественное сияние, восклицает, обращаясь к Всевышнему: «Ты не придёшь, я в этом почти уверен, // Но, когда ждёшь, неплохо присесть у двери». («Тому, в кого я не верю»).

   В своих лучших стихах Леонид достигает той высоты, на которой уже, казалось бы, нечем дышать, кроме света.

   Поэзия Леонида Саксона — это попытка преодоления неизбежно угасающего себя во времени и попытка утверждения, обретения заново в пространстве культурологической вневременности себя настоящего. Ориентация на культурную традицию и на традиционные ценности, стремление «делать искусство во фраке и белых перчатках» — всё это отнюдь не сообщает стихам Леонида нафталинного запаха, наоборот, они возникают пред нами, словно живые букеты современных слов. Картины поэзии, запечатленные Саксоном, и по прошествии какого-то времени после знакомства с его стихотворениями не угасают, а так  и продолжают висеть в нашем внутреннем небе, словно звёзды над планетой сердца.